– Хюйс так хюйс.
Главное, чтобы не сегодня расплачиваться. Я забрался в коляску, и рикша побежал с ровной скоростью тридцать камэ в час. Из его корпуса время от время доносились поскрипывания каких-то механизмов. Как все существа с трущимися и крутящимися деталями, он нуждался в регулярной смазке.
Сквозь голубизну искусственного неба теперь просматривались очертания огромной «Мадлен», которая приближала свое, так сказать, лоно к главному пирсу острова, выглядящему, прямо скажем, как исполинский фаллос.
Чуткие сенсоры рикши перехватили мой взгляд, и на экране, напыленном на его шоколадную спину, появились характеристики лайнера. Длина – два километра, диаметр – полкилометра, вместимость – сто пассажиров в первом классе, двести во втором, триста человек обслуги, не считая техманнов и антропоморфных биомехов. Следующий порт назначения: Нью-Нью-Йорк во втором кольце большого космического змея. Просторно там пассажирам, хоть скачи. Будь я вольной птицей, то, конечно, предпочел бы сесть на мадам Мадлен, а не ехать в «хюйс»...
За благоухающими сгущениями рододендронов исключительно октаэдрической формы (наверное, бедные деревья напичканы энзимоботами) нашелся уютный городок, именуемый Папеэте-2. Домики, напоминающие цветы, в сущности, были разросшимися наноплантами. Городок продолжался и за линией берега – в воде плавали дома, стилизованные под кокосовые орехи и соединенные паутинкой мостков. Несколько протестантских церквей в виде белых геодезиков не портили пейзажа, поскольку напоминали яйца птицы Рух... Между землей и небом было еще несколько жилищ, которые я сперва принимал за облака – надутые из диамантоидной пленки, они медленно летели по какому-то кругу... А тут сам рикша непринужденно поднялся в воздух и практически невидимая дорожка доставила меня к дверям моего номера в отеле колониального стиля.
Здесь все было, как у голландского плантатора в Ост-Индии. Стены из мореного дерева. Потолок, стоящий на резных столбах. Светильники в нишах. Кресла, сплетенные из джута. Комод с окованными краями и хитроумным замком. Ружье занюханного века на стене, аж с фитилем. Картина Брейгеля «Слепцы». Я, кстати, уважаю голландских художников, потому что таскался по Эрмитажу, когда другие пацаны гоняли мяч и шайбу. Картина, как настоящая, потому что является результатом поатомного копирования с оригинала. Упс, «Слепцы» поменялись на босховский «Рай». Да и масло в светильниках не дает копоти. Так что, старина стариной, а комфорт превыше всего.
Интересно, какие еще здесь развлечения? Я не жадный до удовольствий, но пять лет существования ниже уровня сортира могут выработать некий интерес к прелестям жизни. В коробочке из сандалового дерева на столе – сигары. Нет, я со своей хлипкой дыхалкой не потяну. А где кнопка вызова услужливого персонала?
Ага, хлопнул в ладоши и появилась горничная, то есть техманн в белом переднике, с белокурыми прядками, выбивающимися из-под белоснежного чепца. Этакая барби с подносом. На подносе кофе, в настоящести которого невозможно усомниться, плюс несколько одурительно пахнущих венских пирожных и берлинских булочек. Берлинеры так хороши, что я становлюсь римским императором в час триумфа. Правда, только на минуту. Интересно, входит в обязанности этих барби доставать «тормоза» и вызывать девушек для важных клиентов? Или важным клиентам незачем «тормозить», да и девушки к ним сами приходят...
Мм-мм, а если саму эту барби повернуть как надо, задрать ей коротенькое платьице и отдуплить по рабоче-крестьянски. Как пишут в титрах фильмов: ни одно живое существо при том не пострадало... Я отогнал постыдную мысль, умаляющую мое человеческое достоинство, хотя там умалять давно уже нечего. Может, у нее вообще на месте пампушки сигнализация или же охальники-папарацци вмонтировали туда видеокамеру.
– Может быть, еще что-то желаете? – вкрадчиво поинтересовалась барби.
– Ступай к себе в коробку, – отослал я ее от греха подальше.
Предотвратив развратные действия со своей стороны, я выглянул в окошко. Стекло искусно поглощало свет, отражаемый местной атмосферой, и создавало контакт с космосом. «Таити» плыл над грядой земных облаков нежно-розового цвета и вместе с другими космоостровками сейчас напоминал парусную флотилию.
Мое несколько напряженное внимание привлек столик, где с нарочитым шуршанием пылинки коагулировали в записочку. Записочка оповещала о заседании «конгресса по личностным технологиям», уже через полчаса выступала какая-то важная шишка из ООН. Хм, хорошо, что я не нажрался тормозов и не кинулся насиловать барби, иначе бы уже превратился из подозрительного человека с «имперским сознанием» в абсолютно безвредного идиота, которому автоматически вчинят иск о порче чужого имущества.
Едва я вышел из дверей «хюйса», как около меня затормозил очередной робо-рикша с приятно-шоколадным лицом.
– В конгресс-кратер, господин Порта Нигра? Или, простите, вы не господин Порта Нигра? Я пытаюсь сличить ваш образ с имеющимися в базе.
– Не надо ничего сличать, гони в кратер, брат по разуму.
И он погнал, распевая по дороге арию Хозе из оперы Бизе. Надо признаться, он угадал мои вкусы.
– Арию Кармен тоже можешь?
– Могу, мой господин. В меня заложен репертуар ста лучших сопрано, теноров и баритонов.
8
Конгресс-зал был устроен в заросшем зеленью «кратере потухшего вулкана».
Три стены конгресс-зала были образованы вьющимися растениями с синтетическим геномом – на вид буйными лианами. С южной стороны стояла стена с переменной прозрачностью, в которую смиренно светила никогда не заходящая солетта.
Легкое дрожание и мерцание воздуха указывало на то, что огромный зал сверху защищен аэрозольным слоем наностражников.
Там и сям были непринужденно расставлены сиденья, принимающие индивидуально удобную форму. Кое-где сидели техманны, выделяющиеся кукольными чертами лица, но амраши и амславы составляли основную массовку на мероприятии. Для политкорректности к ним были добавлены представители третьего мира, а также представители «генетических меньшинств»: дауны, олигофрены, а также люди, страдающие анорексией и булемией.
Лично я выбрал себе местечко среди представителей меньшинств, чтобы не слишком бросалась в глазах моя негладкая внешность. Но, прямо скажем, сосед, страдающий булемией и потому все время жующий, представлял серьезное испытание для моей психики. Запахи куры-гриль убийственно воздействовали на мой организм, вызывая разжижение мозга и восстание желудка. Хорошо хоть, что акустическая система, встроенная в стулья, была настолько совершенной, что я не слышал булемического чавканья. Вот и речь докладчика, престарелого вождя с Берега Слоновой Кости, несколько раз сбивалась на кашель, что было заметно по содроганиям его тела, однако акустическая система изливала лишь непрерывный сладкий баритон с оксфордским прононсом.
Потом освещение сцены несколько изменилось и на ней в ореоле из платинового света словно сконденсировался высокий человек с римским носом, в простом свитере без ворота, излучающий мощь превосходящего разума из глаз.