По всему полю на расстоянии от 30 до 150 метров от позиций штурмовиков расставили около двадцати мишеней. В их расположении не проглядывалось никакой системы. Они появлялись на несколько секунд, обычно не более десяти, а потом вновь падали. Усмотреть какую-то закономерность в их возникновении было невозможно. Теория случайных чисел. Нужно было уловить момент, когда мишень появится. При этом она издавала едва уловимый шум. Так трутся друг о друга дерево и металл.
Они успели сделать примерно по десять выстрелов. После Мазуров отправил штурмовиков отдыхать. Ему показалось, что они остались недовольны.
Мазуров сидел за столом на расшатанном до предела стуле. Удерживать на нем равновесие было не менее трудно, чем ходить по канату, а откидываться назад опасно. Стоило только перенести немного центр тяжести, как стул начинал скрипеть, деформироваться, его сочленения приходили в движение, словно это какой-то странный механизм. Он мог развалиться, поэтому Мазурову невольно приходилось склоняться над столом, опираясь на него локтями. Стол, к счастью, был крепким.
Перед капитаном лежала стопка чистых листов бумаги, чернильница, ручка и пепельница, словно он намеревается приступить к мемуарам или к завещанию. Последнее — очень актуально, потому что шансов уцелеть было меньше, чем у игрока в рулетку выиграть целое состояние. Но он не знал с какой фразы начать, задумчиво перебирая в памяти события своей жизни.
Наконец он решился. Схватил ручку, обмакнул ее в чернила и быстро, пока не прошло вдохновение, начал писать.
1. Николай Мазуров
2. Петр Азаров
3. Игорь Рингартен
4. Михаил Вейц
5. Сергей Рогоколь
6. Андрей Ремизов
7. Павел Миклашевский
8. Евгений Колбасьев
9. Иван Александровский
10. Сергей Краубе.
На этом творческий порыв покинул его, и, дописав последнюю фамилию, он остановился, опять о чем-то задумавшись. Вероятно, хотел сделать какие-то изменения. Но нет. Мазуров утопил ручку в чернильнице. Потом взял исписанный листок бумаги, поднес его поближе к глазам, словно плохо различал то, что написал. Но света хватало, чтобы разглядеть список и с большего расстояния. Он медленно прочитал его. На это ушло много времени. Даже никогда прежде не встречая эти фамилии, он успел бы их запомнить. Затем капитан достал из кармана коробок спичек и поджег листок. Мазуров держал его над пепельницей, пока огонь не съел все фамилии, а потом бросил оставшийся клочок, тот быстро съежился и превратился в пепел…
Мазуров раздал черные метки. На следующий день он пригласил к себе в комнату отобранных им штурмовиков.
— Сроки у нас сжатые, — сказал он, после того как изложил план операции, — дальше будем заниматься по индивидуальной программе и не здесь.
Остальным он приказал не в коем случае не прерывать занятий с новобранцами, сообщив, что к ним в помощь Рандулич пришлет несколько ветеранов. «Только обиды на меня не держите. Лучше зажмите пальцы крестом. Но несколько суток так их не удержишь». Ничего Мазуров им не сказал. На этом они расстались.
Аэродром находился в лесу. Его хорошо замаскировали, и если бы двумя минутами ранее пилот не повернулся к Мазурову и знаками не показал ему, что сейчас они начнут снижаться, капитан никогда не догадался бы, что где-то поблизости располагаются пять гигантов «Муромцев» и около трех десятков более мелких аэропланов.
Мазуров почти с самого начала полета убедился, что пилот — ас. Он интуитивно чувствовал воздушные ямы и заблаговременно обходил их, так что «Ньюпор» почти не трясло, и единственной неприятностью был сильный холодный ветер.
Пилот вел аэроплан спокойно и уверенно. Эта уверенность успокаивала Мазурова, заставляя его понять, что с ними ничего не случится, а если они повстречают немецкую эскадру, которая еще не успела расстрелять все патроны, пилот сможет от нее ускользнуть и затеряться в облаках.
Фамилия пилота была Шешель. Ее хорошо знали в среде любителей автогонок. Но даже если бы Мазуров оставался к ним равнодушен, он не смог бы забыть обезображенное жутким шрамом на левой щеке лицо победителя пробега на Императорский приз тринадцатого года. Фотография Шешеля появилась тогда почти во всех популярных журналах Санкт-Петербурга и Москвы, а в некоторых синематографах показывали фильм об этих гонках и то, как светлейший князь вручает победителю кубок и лавровый венок. Шрам придавал Шешелю романтический ореол. Женщины полагали, что он попал в страшную автокатастрофу и чудом остался жив, но реальность оказывалась более прозаичной. Шрам был последствием драки в портовом кабаке Марселя, где Шешель, уже изрядно подвыпивший, повздорил с английскими матросами. Из-за этой драки он чуть не вылетел из летной школы. Но инструкторам было жалко с ним расставаться, и они замяли скандал, воспользовавшись услугой русского консула.
Теперь на счету Шешеля значилось семнадцать сбитых немецких и австро-венгерских аэропланов. Раскрась он свой «Ньюпор» наподобие того, как это сделал Ричговен, один его вид вселял бы в противника ужас. Фотографии вновь могли бы появиться на страницах журналов, но Шешель уже не хотел этого.
На голову Мазуров надел кожаный шлем, на глаза — очки, а на лицо шерстяную маску, но все равно они были слабой защитой от ветра. Кожа на лице заледенела. Мазуров так продрог, что едва мог выговорить несколько слов.
Капитану казалось, что они обязательно должны задеть кроны деревьев так низко шел аэроплан, но он даже не успел испугаться, потому что через несколько секунд аэроплан коснулся колесами летного поля. Оно не было идеально ровным. Аэроплан затрясся, запрыгал на ухабах, а Мазуров, хоть и приготовился к посадке, крепко уцепившись руками в щиток перед собой, все равно едва не ударился о него головой и чуть не прикусил язык. Почти сразу же аэроплан завалился на заднее колесо. Мазурова качнуло назад. Рюкзак с парашютом на спине cамортизировал удар о жесткую спинку кресла. Аэроплан стал замедлять скорость, одновременно отклоняясь вправо. И тут Мазуров понял, что Шешель что-то напевает. Однако кряхтение двигателя заглушало слова. Мазуров не торопился снимать шлем, а тем более шерстяную маску, но ветра уже не было, и очки с глаз он все же сдернул. Их стекла немного запотели.
Из зарослей, которые окружали летное поле, возник солдат. Он приветливо помахал Шешелю рукой, тот ответил взаимностью. Заросли разошлись в стороны, как ворота, открывая вход в небольшую пещеру. Стенами ей служили стволы деревьев, а крышей — их густая крона и маскировочная сетка. В пещере оказалось достаточно места для аэроплана. Она действительно закрывалась деревянными воротами, утыканными зелеными ветками, которые создавали видимость зарослей. Шешель направил «Ньюпор» к пещере, медленно вкатился в нее и развернулся, стараясь не задеть крыльями ветви, а потом заглушил мотор.