Такая вот философия.
Поверьте, еще до того, как Артур ответил на мой вопрос, я знал, что именно он скажет. К тому моменту я уже достаточно разобрался в охотнике, чтобы понять ход его мыслей. Но мне было важно услышать это от него.
Я услышал и замолчал.
Телохранители продолжали держать меня за руки. Артур, обращаясь к светящемуся наконечнику, шептал какие-то заклинания. Темный двор оставался пустынен и тих.
Все терпеливо ждали, когда Сурн убьет мою Динку.
А потом скрипнула подъездная дверь, и она вышла из дома.
* * *
— Динка!
Я машинально дернулся, попытался вырваться, но куда там! Меня прижали лицом к джипу.
— Это она? — спросил Артур.
— Да, — прохрипел я.
— Почему она вышла?
— Не знаю. Может, устала сидеть и бояться?
— Или он ее позвал…
Артур огляделся, нехорошо улыбнулся, взял копье в обе руки и тихо велел:
— Оставаться здесь.
А сам направился к Динке. Осторожно и очень мягко, готовый в любой момент отбить или нанести удар. Направился походкой умелого охотника. Направился без страха и сомнений.
Он был почти неразличим в темноте, но светящийся наконечник отчетливо указывал нам его путь. И выдавал Артура Сурну.
Впрочем, тварь с самого начала знала, где ее враг.
Сурн вышел из тела Динки за мгновение до того, как наконечник прикоснулся к девушке. Черное, гораздо чернее осенней тьмы облако на мгновение окутало голову Артура и тут же отпрянуло, потянулось к неосвещенной части двора, скрылось.
Секунду они продолжали стоять: Артур и Динка. А потом упали. Сначала она. Затем он. Рухнули как подкошенные.
В тот же миг я почувствовал, что свободен. Но обрадоваться не успел: накатило знакомое ощущение непроглядной тоски.
— Глупый охотник, — хихикнул Вурц. — Молодой и глупый. Думал, Сурна завалить легко. Наивный.
Он вытер кинжалы, которыми заколол телохранителей, о мою одежду, прищурился и пробурчал:
— Сурн сказал, ты можешь жить.
— За что такая милость?
— Сурн не режет больше овец, чем ему надо.
Вот и вся история о Дикой Стае.
О звере по имени Сурн, о звере по имени Вурц, о звере по имени Артур и о несчастливой девчонке, что так некстати оказалась между ними. О моей Динке.
Странная все-таки штука — Судьба. Никогда не таешь, куда заведут тебя звезды и какая тварь, прячущаяся до поры в темном углу, заинтересуется тобой.
А напоследок я поведаю о том, что побудило меня рассказать вам эту историю.
Случилось так, что через несколько месяцев после смерти Артура и Динки дела привели меня в Париж. В город-легенду, в город-сказку. Разумеется, я использовал любую возможность, чтобы посетить знаменитые достопримечательности. Я поднимался на Эйфелеву башню и побывал в Доме инвалидов, я просиживал в кафешках на Монмартре и гулял по Булонскому лесу, сходил в оперу и в «Мулен Руж», глазел на арку и собор. Предпоследний же перед отъездом день я посвятил Лувру и там, в одном из дальних залов, я наткнулся на НЕЕ.
На коллекцию овальных золотых медальонов.
Вот охотник с луком, а вот — со связкой дротиков. Вот человек, на руке которого сидит сокол, а вот — в окружении своры собак. Вот мужчина на лошади, и вот другой, с сетью и кинжалом. И снизу каждую фигурку обрамляла фраза: «Facta sunt potentiora verbis», а сверху виднелись следы стершегося символа.
Золотые медальоны лежали за стеклом.
Они казались могильными плитами.
— Не может быть!!
— Что случилось?
— Дерьмо!
— Не ори! Люди смотрят!
— Люди в той же заднице, что и мы!
Яростные вопли доносились от деревянной, немного покосившейся и требующей покраски кассы причала. На ее стене висело расписание движения катеров — два листа бумаги под грязным стеклом. Слева — катера вверх по Оке, справа — вниз. Мелким шрифтом набраны расположенные на реке села и деревни, а крупным строго добавлено, что «высадка пассажиров осуществляется только на оборудованных причалах». Впрочем, грозный пункт никого не смущал: приезжающие на Оку рыбаки и туристы прекрасно знали, что за небольшое вознаграждение капитан высадит, где попросишь, главное, чтобы глубина позволяла катеру подойти к берегу.
— Да случилось что?
— Расписание смотри!
— Дерьмо!
— А я что сказал?
— Не повезло.
— При чем тут везение?
— Ты опять за свое?
— А ты не видишь, что происходит?!
— Яшка, не ори. Придумаем что-нибудь.
— Что?!
Возмущение мужчин вызвал маленький, вырванный из школьной тетрадки в клеточку листок бумаги. Неровные края, неровные буквы, написанные ярко-красным карандашом. «Изменения в расписании». Очень печальные изменения. Сухой текст, выполненный праздничным цветом, сообщал, что катер отправился вниз по Оке десять минут назад, ровно за шестьсот секунд до прихода московской электрички, а остальные рейсы «по техническим причинам» отменены. Какие именно причины вызвали столь катастрофические последствия, узнать не представлялось возможным: касса закрыта, причал пуст.
Несколько женщин с той же электрички подошли к причалу одновременно с мужчинами. Они тоже выразили возмущение, правда, потише и после короткого совещания двинулись по змеящейся вдоль берега тропинке. С их уходом на причале остались лишь серая дворняга, спящая в тени кассы, да две компании: студенческая — три парня и три девушки — и четверо мужиков постарше, посолиднее, судя по снаряжению — рыбаки. Верховодил у них самый высокий — черноволосый Яша, может, конечно, умный и авторитетный, но необычайно шумный.
— Дерьмо!
— Сколько можно ругаться?
— Гера, ты сам не видишь, что происходит?
— Что?
— Этот катер привязан к электричке, понимаешь? Расписание так составлено: приходит московская электричка и через десять минут уходит катер. Все довольны. Если бы они просто отменили рейсы, я бы не возмущался, но зачем отправлять катер ПЕРЕД электричкой?
— Зачем? — Герман непонимающе уставился на приятеля.
— Август, — коротко бросил еще один мужик. — Мы знали, что будет нелегко.