Костылев побледнел.
– Ты говоришь какую-то ерунду… – начала Крестовская.
И осеклась, услышав резкий ответ:
– Я слишком много тебе прощал, Маша.
Непонимающий, даже беспомощный взгляд:
– Что?
Перед ней стоял сын, тщедушный паренек, который должен был умереть вчера вечером. Перед ней стоял ребенок, но говорил он взрослым тоном.
– Тебе не нужно было трогать Андрея.
– Что происходит?
Костылев попытался добраться до Сергея, замер на полушаге и рухнул в кресло, удивленно таращась на неповинующиеся руки и ноги.
– Не волнуйся, Семен, – не глядя на мужчину, проговорил Веснин. – Просто паралич. Ненадолго.
У Крестовской перекосило рот:
– Ты наслал на него паралич?
Она поверила, сразу поверила – слишком уж реальным было происходящее. Мария отлично знала Костылева и понимала, что он не остановился бы – подошел бы к Андрею, врезал ему… Не подошел. Не врезал. Тряпичной куклой шлепнулся в кресло.
Паралич.
– После смерти я научился кое-каким фокусам.
– Ты…
– Да, я, – подтвердил Веснин. – Сергей. Еще раз здравствуй, Маша.
Обездвиженный Костылев не мог даже мычать.
– Андрюша, – беспокойно произнесла Крестовская. – Мне кажется, ты принимаешь себя за кого-то другого. Я понимаю, ты пережил глубокий шок…
– Я пережил смерть, Маша, – усмехнулся Веснин. – И, пожалуйста, перестань называть меня Андрюшей.
Лежащий на столе телефон поднялся в воздух, медленно подплыл к женщине, остановился примерно в полуметре от лица и стал аккуратно разваливаться на части. Открылся корпус, на пол упал аккумулятор, SIM-карта, микросхемы…
– Хочешь, сделаю то же самое с тобой?
– Не надо, – хрипло ответила Мария. И зло прищурилась: – Ты вернулся!
Поверила.
Веснин проигнорировал вопрос. Задумчиво посмотрел на останки телефона, подошел, наступил на них ногой, после чего поднял взгляд на Крестовскую.
– Я понимаю, меня ты никогда не любила…
– Не любила?! Да я тебя ненавидела! – взорвалась Мария. – Ты испортил мне жизнь!
– Выходя за меня, ты казалась счастливой.
– Молодая дура! Откуда я знала, что ты окажешься таким уродом?! А твой ублюдок…
– Не смей так говорить!
– Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! Вот кто твой ненаглядный Андрюшенька! Я смотрела на него и видела тебя. Твои глаза, твои волосы, твои повадки. Я ненавидела его так же, как и тебя!
– Не нужно говорить о моем сыне в прошедшем времени, – негромко попросил Сергей. – Он жив. – И выдержал многозначительную паузу. – А вот у тебя проблемы.
Мария поняла. На мгновение в ее глазах мелькнул страх, но она тут же взяла себя в руки. Откинула с лица прядь черных волос и высокомерно рассмеялась.
– Ты не посмеешь. Ты слишком сильно меня любишь, Сережа. Ты силен, но со мной ты тряпка. И это меня всегда веселило.
Да, она любила смеяться, глядя, как муж отводит взгляд, как останавливается занесенная для удара рука, как опускаются широкие плечи и он бредет прочь побитой собакой.
– Убирайся!
Раздутые ноздри, пылающие глаза, легкий румянец на скулах… Как когда-то, во время их страстных ночей.
«Красавица! Дикая красавица!»
Веснина захлестнула волна желания. Настолько сильная, что погасить ее не было никакой возможности. Движение в брюках не укрылось от внимания женщины и вызвало очередную порцию истеричного веселья.
– Тряпка! Ты хотел меня даже тогда, когда меня драли все твои дружки. Ты ходил вокруг и облизывался!
«Опомнись!»
– Слабак! А тогда, на вечеринке! Ты знал, зачем я отправилась в ванную, но делал вид, что ничего не происходит! А как я отрывалась, когда…
– Тихо.
Приказ? Пожелание? Шепот. Но слова застыли в глотке, так, словно Крестовская захлебнулась воздухом.
– После смерти я изменился, – сообщил Сергей.
И Крестовская поняла. Только сейчас, потеряв возможность говорить, она наконец-то осознала, что прежний Веснин умер. А новый – совсем другой.
– Не смей меня оскорблять.
Мария почувствовала, что снова может говорить.
И сказала:
– Убьешь меня – подставишь Андрея. Ты ведь в его теле. Наверняка есть свидетели, которые видели, как ты, точнее, он входил в наш дом. Хочешь, чтобы твоего сына обвинили в убийстве?
– Ни в коем случае.
Крестовская облегченно передохнула. Едва заметно. Совсем чуть-чуть. И призналась себе, что Веснин ее напугал. Впервые в жизни.
«Не расслабляйся! Дело еще не закончено!»
Веснина только предстоит нейтрализовать, соответственно, ей по-прежнему грозит опасность.
– Сережа, – с усталой грустью вздохнула Мария. – Я понимаю, наш брак оказался неудачным, никто из нас не получил того, что хотел. Увы, никто. Ты можешь мне верить, ты можешь мне не верить, но сейчас, после того, как… – Голос рассчитанно дрогнул. – После того, как я тебя потеряла… Я хочу сказать: мне очень жаль. – Крестовская отвернулась, но ровно настолько, чтобы Веснин сумел заметить покатившуюся из глаза слезинку. Сглотнула «подступивший к горлу комок» и гордо закончила: – Больше ничего.
Он думал, что ему будет трудно. Он думал, что придется вспоминать горящие глаза Пандоры и ее призыв идти до конца. Но, к его удивлению, этого не потребовалось.
Мастерски сыгранное раскаяние не произвело на Сергея никакого впечатления. Струны души остались неподвижны. Он принял решение, и он сделает то, что задумал. Сомневаться нужно было раньше.
– Я тебе верю, Мария, – проникновенно произнес Веснин. – Поверь и ты: мне тоже очень жаль. Я не должен был мучить тебя своей любовью.
«Поддается?!»
В глазах Крестовской засветился огонек. Сергей знал, что вызвали его не только слова, но и поднимающийся из кресла Костылев: Мария надеялась, что, увлекшись разговором с ней, Веснин потерял контроль над Семеном и теперь, стоя спиной к креслу, не заметит угрозу.
– Сережа, давай оставим все как есть, а?
Костылев тихонько выдвинул один из ящиков секретера и достал пистолет.
– Я обещаю, что больше не трону Андрея.
– Насчет этого я совершенно спокоен, – безжизненным голосом произнес Веснин. – Ты не тронешь моего сына. Никогда.
Костылев поднял оружие. Мария рассмеялась. А в следующий миг побелела – ствол был направлен на нее.
– Прощай, любимая.
Семен выстрелил, и в самом центре высокого лба Крестовской возникла безобразная красная дыра.