Стоило ли на этом фоне делать де Голлю предложение выступить посредником и инициатором решения германского вопроса? Захочет ли он найти подходы к федеральному канцлеру ФРГ Людвигу Эрхарду? Конечно, генерал ратовал за уменьшение влияния США [212] на вопросы европейской политики. Он даже обещал выступить с критикой вторжения в Индокитай. Но рвать экономические связи с Америкой по меньшей мере не был готов… Товарищ Шелепин сам не заметил, как заснул.
Осенью тысяча девятьсот шестьдесят пятого года в тихом историческом центре Цюриха, по адресу Schtzengasse, 1, что между реками Лиммат и Зиль, был открыт «Wozkhod Handelsbank» [213] , входящий в структуру Внешторгбанка. Это был далеко не первый загранбанк СССР, поэтому его появление прошло практически незамеченным. Да и функция данного учреждения была весьма очевидной – продажа части добываемого в Советском Союзе золота. Не ждал особых неожиданностей назначенный директором молодой и амбициозный Юрий Карнаух.
Но недолго ему пришлось осваиваться в новой должности. Сразу после наступления нового, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года последовал вызов в Москву. И там начались настоящие чудеса. Для начала состоялся неожиданный разговор с товарищем Косыгиным. Председатель Совета Министров живо интересовался обстановкой в Швейцарии, новыми знакомствами среди банкиров и даже слухами. А потом последовало предложение, от которого было сложно отказаться…
…В картине будущего, которую Петр Воронов обрисовал товарищу Шелепину, значился факт отказа США от привязки доллара к золоту. Причем не в какой-то отдаленной перспективе, а, наоборот, в самом начале стремительно надвигающихся семидесятых. Для советских экономистов, с которыми Александр Николаевич провел осторожные консультации, идея разрыва незыблемых Бреттон-Вудских соглашений [214] казалась немыслимой, противоестественной, да и вообще невозможной. Часто ответ звучал в стиле еврейского анекдота, вопросом на вопрос: «Да они что, самоубийцы, свою экономику разрушать?»
Однако специальное «расследование» по линии КГБ выявило очень интересную картину. Более года после основания в тысяча девятьсот шестьдесят первом году «Золотой пул» [215] , специально созданный для стабилизации рыночной цены золота на уровне договоренностей Бреттон-Вудса, покупал и продавал примерно одинаковое количество золота и легко сводил баланс «в ноль». Более того, в тысяча девятьсот шестьдесят втором – тысяча девятьсот шестьдесят третьем годах желтый металл пришлось скупать с рынка, причем виноват в этом был сам СССР, который «выкинул» на торги ни много ни мало, тысячу двести сорок четыре тонны за два года. Примерно столько же продавалось до этого во всем мире. Но в дальнейшем даже постоянные поставки Советского Союза и сбыт растущей добычи из ЮАР не могли удовлетворить быстрорастущие потребности рынка. «Золотой пул», скрипя зубами, понемногу распродавал свои резервы и с нетерпением ожидал очередного массированного «вброса» золота из СССР. Без этого свести концы с концами оказалось затруднительно.
Более того, во многих странах в условиях дефицита и ограничений появились свои подпольные рынки золота. Контрабандой не брезговали ни арабские шейхи, влюбленные в желтый металл до самозабвения, ни обладающие одной из лучших в мире ювелирных промышленностей итальянцы. Конечно, на государственном уровне обычно до такого не опускались, но и бороться с идущим «мимо долларов» оборотом драгоценного металла не торопились.
Записка в Президиум ЦК, в которой описывалось создавшееся положение, прозвучала как гром среди ясного неба. Получалось, что Советский Союз буквально спасает своих врагов! [216] И это при том, что уничтожить империализм, да еще не считаясь со средствами, искренне мечтал каждый член ЦК. Ведь неизбежность краха капиталистической системы в целом не просто декларировалась на любом партсобрании страны. Большинство коммунистов в него действительно верили.
На внеочередном заседании Президиума быстро нашли крайнего – Никиту Сергеевича. С конструктивными идеями было хуже, лишь ближе к вечеру Шелепин, достаточно наслушавшийся «волшебных» предложений соратников, взял слово:
– Если предложить хорошую цену, капиталисты продадут и саму веревку, на которой их же и повесят, – начал он словами великого Ленина. – Но эта веревка должна быть золотой!
И предложил план, который позже, после детальной проработки, получил название «Прыжок в солнце» [217] .
…Возвратившись в Цюрих, Юрий Карнаух развил лихорадочную деятельность. После тяжелых, дорогих, но плодотворных переговоров со швейцарскими банкирами поставки золота из СССР были перенесены из лондонского «Моснарбанка» (где оно продавалось по фиксированным ценам) в «Восход Хандельсбанк». Причем перевозка производилась в обычных советских пассажирских самолетах, семь тонн за рейс. Стандартные слитки по двенадцать с половиной килограмм равномерно раскладывали под пассажирскими сиденьями [218] . Люди летали из Москвы в Цюрих и не знали, что в прямом смысле слова сидят на золоте.
Однако в продажу драгоценный металл не поступал. Под его залог получали кредиты. Координируемые из «Восхода» и аккуратно подстраховываемые КГБ представители СССР очень торопились. Они легко шли на невыгодные проценты, не чурались подкупа и откатов. Работали по всему миру, соглашались на доллары, марки, фунты, лиры, шиллинги и гульдены. Нельзя сказать, что деньги доставались легко. Но хранилища швейцарских банков буквально ломились от советского «залогового» золота, и особых причин отказывать настырным коммунистам не возникало. Тем более что все знали – Советский Союз часто и охотно покупает целые заводы.
Естественно, банки не спешили делиться информацией с конкурентами, поэтому каждый случай казался уникальным, а отдельно взятый советский фукционер – глуповатым и падким на дешевые сувениры балбесом. Впрочем, сильно изменить условия в свою пользу не получалось, договор был стандартным и проходил согласование в Москве. Он не содержал ничего необычного, разве что в нем излишне подробно были прописаны ситуации резких скачков валютных курсов. На это не обращали внимания – мало ли что придумают в глубине заснеженной окраины мира.