Сам дом также напоминал о дореволюционных эксплуататорах. Два этажа, оштукатуренные и покрашенные в салатный цвет с белой отделкой, по центру – широкое крыльцо с шарами светильников на крытых мрамором перилах, над крыльцом – громоздкая арка балкона. По обе стороны – крылья здания на четыре огромных окна каждое. Сзади, за аккуратно подстриженными кустами сирени, теплый коридор и небольшой домик прислуги.
– Пойдем по той дорожке, разговор где-то на час, – безапелляционно заявил Семичастный. – Быстрее не получится.
– Надо женам сказать, чтобы не ждали особо. – Александр Николаевич крикнул погромче, чтобы его услышали дамы, и продолжил: – Это что, кто-то в ЦК оказался американским шпионом?
– Хуже, Саша. Все очень серьезно.
– Неужели зеленые человечки? – сострил по инерции Шелепин.
– Сам смотри, не маленький. – Владимир протянул бумажник из тонкой темно-коричневой кожи. И несмешно пошутил: – А то еще санитаров, не дослушав, позовешь.
Собеседники не торопясь шли по забитой тесаным гранитом тропе, извивающейся между высокими соснами. Катящееся к горизонту солнце причудливо протыкало игольчатые лапы, бросало на землю яркие, чуть колышущиеся пятна света. Молчали, пока Александр не закончил изучать паспорт Петра Юрьевича Воронова с орлами и надписью «Россия», выданный в две тысячи втором году, залитый в пластик пестрый квадратик водительского удостоверения от две тысячи десятого года, технический паспорт на Toyota RAV-4 двухтысячного года выпуска, кучку странных пластиковых карточек, деньги, выпущенные банком России в девяностых годах, и прочую мелочь.
– Кто-то серьезную игру с нами хочет начать?
– Ни в коем случае! Есть вполне живой гражданин, заявляющий, что перенесен неизвестной силой или технологией из две тысячи десятого года.
– Он разве не сумасшедший?
– Вроде не сбрендил. Музыкин, начальник УКГБ Свердловской области, лично с ним беседовал, достоверность информации подтверждает полностью. Кроме того, по случайности свидетелем его переноса вместе со здоровенным куском асфальтированной дороги оказалась родная сестра одного из его сотрудников. Мистификация такого масштаба не под силу никому на Земле.
– Да ну, не может быть. Искали более рациональное объяснение?
– Там аргументов как грязи… И все подтверждают перенос.
– Что-то, кроме человека и документов, есть?
– Мудрый начальник всегда зрит в корень. – Владимир чуть повернулся и посмотрел другу в глаза. – Пришелец попался обалденно экипированный… – Семичастный заглянул в вытащенную из кармана бумажку и показал список: – С автомобилем Toyota, переносным телефоном HTC и компактным компьютером Dell. Это из основного. Кстати, мы проверили – такая автомобильная фирма в Японии существует реально, но ничего подобного не делала. Производителей остального вообще не смогли найти.
– Прямо на целой машине попал?
– Точняк, со всем барахлом, – охотно подтвердил Семичастный. – Еще не все, прекрасная маркиза…
– Этого мало?
– Перенесенный гражданин, попаданец, как он себя называет, вполне неплохо знает нашу будущую историю. В том числе персонально мою и твою.
– И ты молчал?!?! – Александр Николаевич резко повернулся и чуть не столкнул Семичастного с дорожки в траву. Получилось плохо, почти десяток сантиметров разницы в росте и двадцать кило в весе играли не в пользу Шелепина. – Что ты сказал?!
– Нервы береги, Саш. Есть три новости, с какой начать?
– Достал уже!
– Хорошая. Умрем мы с тобой спокойно, от старости, после тысяча девятьсот девяносто второго года, дальше Петр попросту не знает.
– ???
– Плохая. Генеральным секретарем до тысяча девятьсот восемьдесят второго года будет Ленька. Нас законопатят по углам, меня на Украину, тебя укреплять профсоюзы. Уже скоро.
– Значит, сожрут, козлы старые.
– И еще, совсем плохая новость… В конце восьмидесятых партия потеряет власть, страна встанет на капиталистические рельсы развития, и ту-ту! Все понесется в задницу, СССР развалится на республики. С войнами, разрухой и прочей фигней… Советский Союз, вернее, уже Россия, скатится в разряд третьестепенных стран.
– Они там точно озверели?! В голове же такое не укладывается, ну не может быть!!! Не мо-жет! Ни-ког-да! – Александр уже не говорил, просто плевался словами.
– Ха, я после вчерашнего разговора с Музыкиным не спал ни секунды. Вот веришь, пытался, но мысли в голове кругами, и… На смех потянуло, как бабу истеричную.
– Теперь вдвоем смеяться будем?
– Так точно! Мы тут задницу рвем на британский флаг себе и врагам, а…
– Уже через двадцать лет это никому не будет нужно!
– И сдохнем мы, всеми забытые, доживая на маленькую пенсию, хорошо, если не на улице.
– Ну, у тебя-то хоть генеральская пенсия будет, если и этого не лишат.
Собеседники замолчали, Владимир достал пачку сигарет, закурили. Камень дорожки по-прежнему гладко ложился под ноги, все так же мельтешили по невысокой траве сосняка солнечные зайчики. Воздух, как всегда, дурманил мягким ароматом прелой хвои и нагревшейся на солнце смолы. Но мир изменился, и с этим как-то надо было жить дальше.
– И что теперь делать? – Александр наконец щелчком послал окурок в лес. – Его надежно изолировали?
– Шлепнут без некролога, – засмеялся Предеседатель КГБ. – Кроме сестры нашего старлея, парня никто не видел.
– Рассказам можно доверять?
– Скорее всего, да. Музыкин колол, опыт у него богатый. Говорит, что этот Петр ничего не скрывает, наоборот, подчеркивает свою полезность.
– Его можно понять… Но распад СССР… Брежнев… Войны… Профсоюзы…
– Вот-вот, Саш, главное, сам с нарезки не сорвись. Еще деталей не узнал, а уже в ужасе.
– Володь, нам нужно обязательно предотвратить эти события. – Шелепин опять потянулся за пачкой «Столичных». – Надеюсь, еще не поздно.
– Не боись, Саш, все будет по уставу. – Семичастный скорчил страшную солдафонскую рожу, одновременно протянул руку за сигаретой. – Врагов СССР мы обязаны уничтожить.
– Любой ценой! – веско припечатал Александр Николаевич.
– Есть! – Генерал-полковник КГБ [32] вполне серьезно вскинул руку к виску. – Докладываю обстановку. Музыкин прямо при мне написал рапорт на десяток страниц…
Когда факты и сигареты иссякли, солнце едва виднелось над горизонтом.
– Пойдем скорее к женам, небось переживают, – забеспокоился Александр Николаевич. – Как бы чего плохого не подумали.