Одежда подкачала. Вещи от частой стирки, чистки и ежедневной носки постепенно пришли в почти полную негодность. Пока ещё держалась кожаная куртка Иваныча и башмаки, но это — пока.
«Мля!»
— Стас. — В глазах Лужина читалась нескрываемая брезгливость, но руку все же он протянул первым. — Давай уж познакомимся, как следует. И поговорим. Так сказать, о делах ваших скорбных покалякаем.
Маляренко изобразил самую простецкую маску придурковатого рубахи-парня.
— Ваня. Да чего ж ты нас так? Хорошо живём ведь!
«Началось… Интересно, убьют сразу или сначала помучают?»
Иван оглянулся на шумящих позади людей, мужчины и женщины перемешались и дружно знакомились. Лишь Юрка с Настей сидели с краю, держась за руки и ни во что не вмешиваясь, да Звонарёв с крыльца дома печальными глазами смотрел на звонко смеявшуюся Ксению. Ване почему-то стало очень обидно за прораба.
«И эта туда же…»
— Присядем? — Стас был серьёзен и шутку не воспринял.
«Попробую…»
— Нет. Пойдём, пройдёмся. — Иван кивнул на выход из посёлка. — Время есть ещё, так? — Он пристально вгляделся в холодные глаза гостя. — Пока бабы там на стол соберут…
«Не дурак».
Станислав внимательно рассматривал висящее на спине «местного» громадное мачете в ножнах. «Соображает, зачем мы здесь». — Рассказывай, Иван, рассказывай. Время нынче дорого.
Это было как в сказке. Они словно пришли из другого мира. Из того, куда сами обитатели посёлка целый год не могли попасть. Алина, словно во сне, о чём-то разговаривала, чему-то смеялась, что-то делала. Пришедшие сегодня в обед из степи парни словно сошли с глянцевых обложек. Господи, как давно это было! Показательные выступления в Праге и Дрездене. Греция, яхта. А интересно, как там её «пыжик», кто на нём сейчас ездит? Алина оглянулась — Иван ушёл куда-то с главным этих ребят, ладно… Боже! Как она выглядит! Во что одета! Торопливо извинившись перед незнакомым мужчиной, которому она помогала выкладывать на стол овощи из принесённого им короба, Алька рванула в дом — переодеваться и приводить себя в порядок. Ура, будет Праздник!
Стас смотрел на бескрайнюю степь, слушая вполуха рассказ Ивана. То, что он рассказывал, не укладывалось в голове.
— Подожди, это что же получается, из тридцати пассажиров автобуса только та блондинка в живых осталась, а из вас, «аэропортовских», из десятка мужчин только трое в живых? Вы чего тут, совсем омуели?
Ивану эта арифметика была как серпом по одному месту, но он и не подумал оправдываться — во-первых, ничего не докажешь, а во-вторых… да, так всё и было. Все приготовленные им гневные речи о том, что разорять посёлок в нынешних условиях — стыд и срам, оказались не по адресу.
— Стыд и срам!
Маляренко вздрогнул и испуганно посмотрел на Лужина.
«Он что, мои мысли читает?»
— Стыд и срам! Я сюда пришёл, честно тебе, Иван, скажу, с недобрыми намерениями. Брата я вам всем, тебе лично, никогда не прощу. Знаю, что не ты, что ни при чём, но всё равно… Ну ладно, думал, Бог с ними… живут себе и пусть живут. Думал, приведу «женихов», уговоримся как-нибудь, пару девчонок заберём. По согласию, не силой. Специально ребят в лучшее нарядили, всем миром одежду собирали, готовили. А тут… одна баба беременная! Одна! И куча покойников. Вы жить хотите или доживать? Вы о чём вообще думаете? — Лужин покачал головой. — Теперь я буду думать, что с вами со всеми делать.
Иван обошёл омоновца по кругу и встал перед ним лицом к лицу.
«Мент. Ну-ну. Вопрос на миллион: как реагирует мент, когда ему говорят: нет».
— Тебя никто и спрашивать не будет. — Стас тоже собрался и приготовился. — Всех женщин, кроме беременной, уведём силой. Стерпится-слюбится. А вы тут… живите, как хотите. Ясно? А сейчас расскажи-ка мне, откуда у вас столько таких занятных вещиц?
«Нет».
Долбанный Славик был всюду прав. Он, Иван, запорол этот проект и не мог требовать иного к себе отношения, но этот мент сейчас, в эту секунду, лишал его будущего. — Нет.
Ваня прыгнул.
— Живой? — Настя осторожно побрызгала в лицо водой. Маляренко подавил стон и выплюнул изо рта сгусток крови и целую кучу осколков зубов.
— Едрёна… что это со мной? — Перед глазами летали разноцветные мошки, и сильно кружилась голова. Ваня аккуратно прикрыл глаза и потерял сознание.
— Жиивой? — На этот раз вопрос задал Серёга.
Ваня открыл глаза, осторожно потрогал языком развороченную челюсть и огляделся. Звонарёва было не узнать — оба глаза заплыли, губы, как оладьи, а нос, похоже, сломан. Они оба лежали в тенёчке под деревом, крепко, но не туго связанные, и были, по-видимому, пленниками.
— Ага. Что тут было-то?
Страшный, всклокоченный, похожий на бомжа Звонарёв глухо матюгнулся.
— Всё, нет нашего посёлка. А есть хутор Юрьево. Вот так, Иван Андреевич.
Из рассказа Сергея Геннадьевича выяснилось, что вчера вечером, притащив в посёлок бессознательного Ивана, бугай толкнул речь. Хорошую речь. Грамотную. Аж на полтора часа. Навешал всем лапши на уши, рассказав о славном посёлке в горной долине на берегу реки и о том, как там замечательно и весело всем живётся. Про больницу, про детей, про защиту. Ну, баб и повело.
— Як тому времени вот такой красивый уже был. Так что вытащили меня, как чучело, и показали всем. Смотрите, мол, это ваше будущее здесь, на этом месте.
— Ясно, на фоне молодёжи мы не проканали. — Иван попробовал усмехнуться, но боль в щеке резанула так, что вместо усмешки градом посыпались слёзы.
— Ух, мля! Здорово он мне. И что? Никто не был против? — Иван напряжённо ждал ответа.
— Ну почему, Алина поплакала немного, Машка в истерике над твоим телом билась, да Настя этим козлам по мордасам надавала. — Про Ксению Серый даже не заикнулся, а Иван не стал уточнять.
— И что с ней? — Иван встревоженно осматривал посёлок, никого не было видно.
— Да ничего. Вежливо попросили Юрку увести её. Сказали, что через неделю сюда пришлют настоящего врача, чтобы он её осмотрел, и всё. Больше никто не возникал.
«Эх, Алина-Алина…»
Боли не было. Была печаль и разочарование. Ваня припомнил их негласное соглашение.
«Тьфу, мля! Ну а ты, собственно, чего ожидал?»
— А почему «Юрьево»?
— А этот хрен всем бабам Юрку в пример привёл. Мол, вот мужик настоящий! Жена, ребёнок, дом. И у вас, мол, это всё будет. Там. А Юрка тут пускай с Настей живёт. И хутор в честь него назвал. Они ему картошки обещали привезти и рассады всякой. И твоих вещей честно четверть отделили. Вот так вот, брат.
— А где все?
— Бабы поутру ушли, с этими, с «женихами». Здесь только два бугая этих, Юра с Настей, Аллу тоже тут оставили, ну и мы, — прогнусавил Звонарёв. — Гады они, я же ничего даже сделать не успел, а этот, как его, Олег… садист, мля.