Маляренко привстал из-за стола:
— Вовка, там еще палочка есть?
Шашлычник довольно усмехнулся и отправился за новой порцией вкусняшек.
— Держи, — Романов протянул Ивану шашлык.
— О! Спасибо, дорогой! — Иван на секунду придержал шампур с рукой Романова и, не глядя ему в лицо, совершенно спокойно и даже как-то буднично воткнул ему в живот громадный тесак Иваныча.
Верить никому нельзя. Мне — можно.
Мюллер, х/ф «Семнадцать мгновений весны»
Мария никогда не задумывалась над смыслом выражения «орать как резаный». Как выяснилось — понимать это надо было буквально. После тридцатисекундной немой сцены, когда Романов рассматривал торчащий из живота нож, заорали все. Даже Иван. Сам же зарезанный, увидав свои вывалившиеся кишки, завизжал так, что чуть перепонки не лопнули. Иван зажал уши и выдал весь свежесъеденный шашлык назад.
Поросячий визг Романова заглушили еще более душераздирающие вопли Алины из дальнего шалаша. Женщина кричала так, будто резали ее. Мария же, к немалому своему удивлению, не издала ни звука. Она просто стояла и часто и глубоко дышала, отчего ее немаленькая грудь ходила ходуном. Впрочем, присутствующим здесь мужчинам до ее груди никаких дел не было.
— Машка!
Романов смолк так неожиданно, что женщина подпрыгнула от страха.
— Машка, иди отсюда.
С ней заговорил ПОКОЙНИК! С каждой секундой сумасшедшие выпученные глаза Романова приходили в норму, да и громкость звука тоже укручивалась. Это было страшнее всего.
Романов вновь был абсолютно спокоен! На подгибающихся ногах Маша поползла в шалаш к Алине.
— Ваня, — раненый сначала сел, придерживая обеими руками распоротый живот, а потом аккуратно лег на спину. — Ваня, надо поговорить.
Из своего шалаша Маша видела, как Маляренко, усевшись по-турецки, склонился над Володей и замер.
Володя умер тихо и просто — пребывающий в глубокой задумчивости Иван этого даже не заметил. Он в очередной раз толкнул в плечо лежащего, чтобы что-то уточнить, но ответа в этот раз не последовало.
Ваня навел резкость. То, о чем ему поведал Романов, не укладывалось в голове. Черт! Да такого просто не могло быть! Ерунда! Ересь! Чушь собачья!
«Чушь, бля?! — Иван безумным взглядом обвел выгоревшую степь, корявый забор и шалаши. — Вот этого не может быть! Этого! Этого!»
Маляренко вскочил на ноги и заорал. Этот крик невозможно было описать. Так не ревут раненые звери. Так не плачут потерявшие своих детей родители. Так не кричат сумасшедшие.
Это, наверное, было все сразу. Плюс беспросветная тоска. Ваня издал еще один нечеловеческий вопль и вырубился.
— Где он?
Очнувшийся Маляренко имел вид только что проснувшегося человека.
— Там.
Маша показала на лежащий в стороне ворох сена:
— Я прикрыла его.
— Спасибо, Маша.
Иван поднялся и пошел за лопатой.
Могилу он вырыл на опушке рощи, выбрав, наверное, самое красивое место возле поселка. Потом аккуратно перенес туда тело, укрыл его, не пожалев остатки своей рубашки, и похоронил, насыпав над могилой очень ровный бугор.
Мария со все возрастающим изумлением наблюдала из-за ограды, как Иван возится с холмиком, утрамбовывая его бока лопатой, что-то временами подправляя и переделывая. А потом, не пожалев последнего кусочка проволоки, соорудил из двух жердин крест и воткнул его в насыпь.
«Чего-то я не понимаю».
Маша оглянулась. Алина все так же лежала без сознания на ее постели. Под ней темнело большое мокрое пятно.
«Да. Это было очень страшно».
Маша снова вернулась к ограде. Маляренко сидел по-турецки перед могилой и молчал.
Он сидел так два дня.
Он думал.
Утром третьего дня Иван выхлебал котелок бульона и, прихватив лопату и бутылку с водой, ушел из лагеря.
— Ваня, что это?
Маша с изумлением рассматривала нехилые земляные работы посреди голой и выжженной степи. Единственный мужчина их маленького поселения, раздетый до трусов, грязный, пыльный, весь в разводах от пота, угрюмо посмотрел на пришедшую по его следам женщину и выплюнул:
— Археология.
Горло саднило неимоверно. Вода кончилась еще в полдень, но осатаневший от злости на весь мир Ваня продолжал махать лопатой.
— На, попей.
Маша присела на краю «окопчика» и протянула мужчине флягу Володьки.
— Я тебе еще покушать принесла.
Ваня пораженно уставился на женщину. За все пять дней, что он ходил на раскопки, никто из них ни разу не поинтересовался, куда и зачем он ходит. Алина все так же от него пряталась, стараясь не попадаться на глаза, а Маша просто делала вид, что уж ее-то дела Ивана вообще не касаются.
— Какая археология?
Посмотреть было на что. «Окопчик», вырытый Иваном, впечатлял — шагов двадцать в длину и десять в ширину, а глубину он имел метра полтора. Под верхним слоем спрессованной глины, напичканной булыжниками, был еще один слой земли. Очень-очень странный слой — светлая, почти белая глина. Сейчас эта глина утрамбованным курганом высилась в стороне от раскопа, а Иван старательно расчищал лопатой здоровенные полированные каменные плиты.
Маша расстелила кусок брезента, улеглась на живот и, положив подбородок на руки, принялась ждать.
— Крышка! — Иван удовлетворенно цыкнул зубом. В центре светло-серой бетонной (на настоящий камень эти плиты, при ближайшем рассмотрении, никак не тянули) плиты была дырка, забитая щербатым камешком песчаного цвета. Мужчина царапнул ножом — камень легко раскрошился.
— Угу. А вот и ручка.
Мария легко спрыгнула вниз и тоже вцепилась в самопальный рычаг.
— Раз-два взяли!
— Пошла-пошла-пошла!
— У, мля!
Под крышкой никаких богатств не обнаружилось. Только неглубокий бетонный колодец — метра полтора, не больше. Заглянув вниз, Иван увидел прислоненный к стенке толстый стальной лом, небольшую кувалду с железной ручкой и маленький топорик. Махать кувалдой было очень неудобно — колодец узкий, метра два в диаметре, и Ваня воспользовался ломометром, припомнив свое армейское прошлое. Под тонкой бетонной плитой номер два оказалась песчаная подсыпка. Удивляясь такой основательности схрона, Иван сгреб остатки бетона и песок в сторону и уставился на лист странного белого металла. Петель, ручек и швов на нем не было, и у Ивана сложилось ощущение, что края этого листа намертво приварены к чему-то большему. А еще там были надписи на русском языке: «топором» и «сначала проветрить!». Следом за этими надписями шли китайские иероглифы.