— Ты смотри, даже заборы спалили.
Вид вокруг был невесёлый. Судя по всему, дома и сараи сожгли по весне, пока ещё не сошёл снег. Головёшки вокруг валялись изрядно вымытые и гарью уже не пахли. Хуже всего были не сиротливо торчащие в небо печные трубы, и не запущенные огороды вокруг. Хуже всего был крест. Корявый и торчащий аккурат между двумя домами на большой, явно братской, могиле.
— Ну чего расселись! — Голова отряда ополченцев зло сплюнул, — пошли отсюда. Делать тут больше нечего.
Перемазанное сажей лицо ясно дало понять, что бывший дружинник Управы, а ныне командир отряда самообороны с заозёрных хуторов, лазил по развалинам в надежде найти хоть какие-нибудь подсказки о судьбе жителей Дубровки. Когда-то давно, в прошлой жизни, он был участковым.
Игорь закинул на плечо копьё, кивнул другу и поплёлся к телегам.
— Расскажи о нём. Если всё, что Шевцов говорил, правда, то, получается, ты его должен был видеть.
— Получается так. — Алёша разрядил арбалет и повесил его на плечо. — Я и представить себе не мог, что это ОН. Так, обычный нарик. Дядя Саша его на поводке выгуливал.
— В смысле?
— Да он на море смотреть любил. И орать. Подойдёт к обрыву, уставится на бухту и орёт.
— Чего орёт? — Старшой с интересом прислушивался к разговору двух приятелей.
— Да просто орёт. А. И всё. А там же высоко, ну Дубинин к его поясу верёвку привяжет и стоит сзади. Страхует. Привязывал.
Младший сын погибшего зимой в стычке с уголовниками караванщика помолчал.
— Не в себе он был. Псих. Молчал всё время. Только на море и орал. Худой, как щепка. Бомж натуральный. Батя ещё удивлялся, чего это с ним дядя Саша столько возится.
— Думаешь выжил он?
— Да ну… — Алёшка махнул рукой. — Не жилец. Да ещё эти козлы налетели.
— Может, всё-таки проверить? Опознать сможешь?
— Шеф! — Приятели уставились на мужика с круглыми глазами, — охота копать — копай. Мы — не будем!
— Нет, не хочу, — Командир покачал головой, — кто бы мог подумать, что они его здесь спрятали.
Все одновременно обернулись. На огромной поляне, оставшейся позади, не было ничего. Лошадь всхрапнула, телега подпрыгнула на корневищах, торчащих из земли, и море исчезло за поворотом. Игорёха повеселел и пихнул друга в бок.
— Ну чего, Машка тебе уже дала или всё обещает?
— А не пошёл бы ты!
Мужчина открыл глаза, поднёс ладони к лицу и принялся их сосредоточенно рассматривать.
'Нет. Это не мои руки'
Мужчина моргнул и задумался.
'А мои тогда какие? Откуда я знаю, что это не мои?'
Он сел и осмотрелся. Подвал. Вонь. Тряпьё.
'А я — кто? А? Кто я?'
Очень захотелось есть. Рука мужчины сама собой нырнула в ворох пакетов лежащих у мокрой стены и выудила оттуда кусок чего-то плесневелого и мерзко пахнущего.
'Это еда?! Я. Это. Есть. Не. Буду!'
Желудок протестующее взвыл, но рука уже запустила вилок гнилой капусты в темноту.
— Ты дебил! Ты, мля, чего еду бросаешь? Сегодня ничего не получишь, тварь.
Из темноты в ответ прилетел пинок по ноге и вонь дешёвого портвейна.
Мужчина вздрогнул.
'Талас! Гадость! Откуда я знаю, что это 'Талас'?
В темноте пьяно хохотали несколько голосов. В том числе — визгливый женский.
'Ляля? Кто это? Ляля… Я знаю, я… я… Максим'
Бывший владелец эвент-агентства повалился на склизкий матрац. Запах блевотины и испражнений резко шибанул в нос. Максим захрипел, от омерзения его скрутило и вырвало.
'Это не я. Это не со мной!'
Максим Баймуратович Укасов потерял сознание.
Заозёрный,
Июнь 13 г.
— Ну что же. Похоже все, наконец, в сборе. — Кузьмин внимательно осмотрел присутствующих. Кроме его заместителя, начальника порта Андрея Андреевича, в зале совещаний Управы Заозёрного была вся верхушка переселенцев. И федеральных и… тьфу! Нет никаких 'федеральных' и 'простых'.
'Есть люди и есть нелюди… и всё'
Верховный ещё раз оглядел притихших людей. Пал Палыч Шевцов, бессменный лидер посёлка. Мужик неплохой, но себе на уме. Хотя…
'Да нет, вздор! Ему можно доверять, тем более, что он уже и сам в курсе'
Сёмин. Странный человек. С одной стороны про таких говорят — настоящий Офицер. Именно так. С большой буквы. А с другой стороны… не удержал своих подчинённых в узде. Самые жестокие и дерзкие банды возглавляли именно его выкормыши.
'Ладно… с ним посмотрим'
Марина Егорова. Представляет гражданскую власть острова. Ну с ней всё ясно. Ноль амбиций. Бездна чувства вины. Вот и пашет.
'Энтузиаст-общественник, блин… но полезна, полезна'
И два десятка глав общин, хуторов и посёлков.
И Саша.
'Ну тебя на закуску оставим'
На незнакомого обществу Дубинина это самое общество периодически метало заинтересованные взгляды.
— Андрей, докладывай. Что с 'полковничьими'?
Сёмин немедленно покраснел и набычился.
'Ну-ну, подёргайся, подёргайся. Ты своё уже отдёргался, хотя формально север тебе ещё подчиняется… ладно… живи покуда'
— Ушли, проклятые. Там за хребтом их хрен сыщешь. Зато зачистили весь юг.
— Конкретнее.
— Объединённые силы ополчения, дружины Заозёрного и наших силовиков на сегодняшний день уничтожили всех…
Капитан торжествующе прокашлялся.
— Всех бывших заключённых с рудника, разбежавшихся во время бунта. Шестьсот двадцать душ.
Народ одобрительно зашумел. Каторжане за полгода вольницы успели наворотить такого, что жалости к ним и их семьям не испытывал никто.
— Заодно, частью постреляли их баб, — Заместитель Верховного смущённо почесал нос. — А частью — нахрен вывезли. На островок. Полста миль к востоку. Пусть живут, как хотят. Я их предупредил: сунетесь — убьём.
— Это жестоко. — Егорова поджала губы, а из задних рядов пришелестело.
— Да пошла ты…
— Шевцов. Что с переписью? Управились? Докладывай.
Палыч вздохнул и с трудом поднялся. Нога, простреленная бандитами при нападении на посёлок, до сих пор болела.
— Да сядьте вы!