+ 37 в тени. Сильный ветер.
Пересчитал деньги. Да я богач! Восемьсот полновесных обязательств! Было бы на что их тратить. И где. Автолавки месяц как не было, а на пристани я с весны не был. Надо лейтенанту дать, пусть на базе закупится.
Вчера был на шашлыках. Было весело и вкусно. Хоть посиделки были только в мужской компании и без спиртного. Рассказал мальчишкам анекдот — долго смеялись. А я нет. Откуда я его знаю?
Только что позвонили из линейного управления. Завтра их Сиятельство изволят прибыть. Шухер! Надо соответствовать.
Велел бабке привести мою форму в порядок. Кряхтит, но чистит. Молодец у меня бабка. С пониманием.
Ё! Опаздываю! Надо наливняк пропускать. Уже бегу.
9 июля.
Поменьше бы таких дней, как вчера.
Их Сиятельство изволили прибыть на мотодрезине в сопровождении свиты-с. Сходу получил в лоб за то, что китель не глажен. Сука. Да где же я тебе утюг то возьму?! Солдатики стояли навытяжку и ели глазами начальство. Выслужиться хотят и свалить отсюда. Я тоже хочу отсюда свалить.
Как я тут оказался?! Не помню. Дурдом какой-то.
Их Сиятельство презентовал мне очередные часы от Президента. И даже с гравировкой. "Стрелочнику от Президента".
Хм. "Полёт".
Сквалыги. Оба.
Раньше швейцарские дарили. Нафига мне четыре пары часов? Всё равно не ношу.
С их Сиятельством приехал доктор.
Хороший он мужик! Добрый и умный. Похож чем-то на булочника. Нет. На пекаря. А, нет. На кондитера. Такими кондитеры должны быть. Толстыми, румяными и улыбчивыми. Вколол мне витамины. И от головы ещё один укол. А то болеть стала чуть не каждый день.
Стало полегче.
Ходили по путям, лазали в туннель. А там прохладно. Как дома, раньше. Спорили, где ставить домик и нужно ли его там ставить вообще. Попросил его баньку возле хутора поставить. А то в бочке мыться надоело. Обещал подумать.
Попросил его забрать бабку и прислать женщину. Хоть какую-нибудь. Их Сиятельство изволили посмеяться, а потом уехали. А я остался.
Пропустил два пассажирских.
Вот дурак! Надо было просить не бабку отсюда забрать, а меня!
10 июля.
+38 в тени. Сильный ветер.
Сегодня на линии никого. Тишина. Затеял постирушку. Потом решил пострелять по банкам из под тушёнки. Ничё так. Увлекательно. Только очень громко. И плечо прикладом отбил. Синячище — будь здоров.
На мою канонаду прибежал летёха и два потных солдатика с автоматами. Матерились долго и с выдумкой. Они думали, что на хутор опять стая волков набрела.
Кстати, надо проверить ограду.
На прощание лейтенант объяснил мне, что ружьё теперь придётся чистить.
Никогда этого не делал. Пойду — почищу.
Ёлы-палы. Не буду больше стрелять! Это же как дети. Тридцать секунд удовольствия — тридцать лет несчастий. Я эту двустволку три часа полировал. Упасть — не встать.
А вот интересно — у меня есть дети?
О чём это я? Какие дети?
Голова болит. Уколы не помогают. Звонил в больницу. Доктор очень озаботился и обещал прислать медсестру или фельдшера, чтобы за мной понаблюдать.
Лучше медсестру.
11 июля.
+41 в тени. Сильный ветер.
Пришёл состав с немцами. Лейтенант и все десять солдатиков были в брониках и с автоматами. Вместе со мной на перроне. Мишка загнал свой паровоз в тупик, стравил пар и объявил, что "станция говённая, конечная, поезд дальше не идёт".
Уродец. Я ему "говённую" ещё припомню.
Я, честно говоря, удивился. Откуда немцы то? Пленные? Мы же с ними не воюем. Война то, слава Богу, уже… э… давно, да? Закончилась?
Надо у бабки уточнить.
В любом случае — этим немцам не повезло. Все пассажирские всегда шли к пристани, это отсюда четыре сотни вёрст будет. А этих — сюда. Коммунизм строить.
Интересно было, но я, почему-то, не пошёл смотреть как они из этих теплушек лезут. Жалко мне их. Лейтенант с приёмом и без меня справится.
А доктор мне так никого и не прислал.
12 июля.
+42 в тени. Сильный ветер.
Пропустил литерный. Затем, сразу, товарняк. Длинный, зараза, сто восемь вагонов. Два паровоза еле его тащили. Устал флажок держать, пока он мимо меня полз. Чего везли — непонятно, но на каждом вагоне по охраннику.
Потом припёрся в гости лейтенант и принялся жаловаться на жизнь. Все восемьдесят семей немцев разместили на складе, но что с ними делать дальше — он не знал. Пошли звонить в управление.
Мда. Чем они там думают? Зря что ли Жанибек свою стоянку Ащыбулаком назвал? Нашли куда народ заселять. Идиоты.
Кстати, бабка сказала, что война шестьдесят лет как закончилась.
Откуда здесь немцы?
13 июля.
+ 39. Сильный ветер.
Назвал лисёнка Архипом. Уж больно хрипло он тявкал и подвывал. Архип снова пожрал, попил, но на этот раз не убежал в степь, а завалился в тенёчке забора спать. Ночью был очень сильный ветер. С пылью. Полиэтилен на окнах порвало. И ставни не помогли. Проснулся оттого что на зубах песок. Долго отплёвывался. Что характерно. Бабка в своей каморке без окон спала без задних ног. Храпит, старая.
Ну ничего. Зато готовит вкусно.
14 июля.
+38. Слабый ветерок.
Пропустил товарняк. Потом ещё один. Потом ещё. Как сбесились, в самом деле. Семь утра — а уже три состава. Дурдом.
Прибежал на разъезд солдатик. Сказал, что командир зовёт спектакль смотреть.
Удивился, но пошёл.
Спектакль мне не понравился. Аукцион, блин, рабский. За складом вояк, в тени, оказалась куча тентованных КамАЗов и Уралов. Штук двадцать.
Понаехали, блин!
Вот не люблю я этих хуторян. Они мне каких-то сектантов напоминают. Только Пашка нормальный. С ним можно поговорить. А эти… смотрят на меня как на…
Блин! Чего они все на меня пялились? На мне что? Хохломская роспись?
Надо обдумать это дело.
Немцы, кстати, оказались совсем не немцами. Весь табор матерился и плакал по-русски и требовал какой-то "повторной репатриации". Какая-то чернявая сумасшедшая баба долго ругалась и не хотела лезть в КамАЗ, а потом увидала меня и почему-то назвала меня Максимом.
Дура, что ли… я же…
Я же…
15 июля.