Миротворец | Страница: 38

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Берем по четыре тонны горючего, – принял решение Прусс, – вылет в девятнадцать тридцать. Построение стандартное, вы идете первым, берете две эфирные бомбы и пять тонн осветительных соток. Остальные – по три эфирных. Я иду замыкающим. Вперед, Генрих! Покажем русским, что не только они умеют воевать в небе.

Через два часа четыре гигантские сигары поднялись в воздух и, медленно набирая высоту, взяли курс на северо-запад.

А пятью часами позже с аэродрома под Бирмингемом один за другим начали подниматься «либерейторы», и вскоре, выстроившись в колонну из восьми треугольников-звеньев, двадцать четыре тяжелых бомбардировщика направились в сторону Франции, а точнее – города Руана.


Управление дирижаблем не требовало от Прусса ни особых усилий, ни слишком уж пристального внимания. Давно прошли те времена, когда привод на рули был механическим и командир только кричал что-то вроде «вертикальный – три влево, левый горизонтальный – два вверх!», а дюжие рулевые крутили здоровенные штурвалы. На современных цеппелинах рули приводились в движение электромоторами, электронные приводы для которых поставляли русские. И перед пилотами было по три небольших рукоятки с лимбами, причем имелся и режим автоматического поддержания курса. Правда, приборов по сравнению с первыми цеппелинами прибавилось очень заметно, особенно на рабочем месте бортинженера. Так что экипаж коротал долгие часы ночного полета в неспешной беседе, потому как спать не хотелось никому.

– Все-таки умеют русские придумывать всякие технические новинки, – продолжил ранее начатый разговор Прусс, отнимая от глаз ночной бинокль и чуть корректируя курс, – взять этот прибор, например. В самой непроглядной тьме все равно хоть что-то, но видно. А вот делать их потом, причем в нужных количествах и без потери качества – нет, это у них не получается. Ну куда это годится, на каждую машину всего по одному прибору? Над целью они же нужны и пилоту, и штурману! Я про это писал самому Найденову, а в ответ: «Наши производственные мощности ограничены и в настоящее время не позволяют заметно увеличить выпуск». Передали бы производство на «Цейс», давно бы уже такие игрушки продавались в каждой лавке!

– А англичане бы их покупали, – усмехнулся бортинженер, – чтобы потом потеплее встречать ночных гостей вроде нас. Нет, этих биноклей, я думаю, специально делают самую малость поменьше, чем требуется. Но вот вспомни, например, единый пулемет. Придуман Найденовым и Федоровым. Делается в Георгиевске, Туле и Берлине. Георгиевский по качеству ничуть не хуже нашего. Тульский, правда, немного им уступает.

– Ну это пулемет, сравнительно несложное устройство. А вот возьми новейшие авиационные моторы ТН-27, которые стоят на наших «Левиафанах». Разработан русскими, Тринклером и Найденовым. Но делается хоть и в Екатеринбурге, зато руками в основном немецких рабочих и полностью на немецких станках!

– Ага, и Тринклер – это исконно русская фамилия. Да и рабочих наших там не больше трети… Дело не в том, кто лучше умеет придумывать, а кто делать. Просто русские последнее время начали очень ценить людей, которые что-то умеют, вот и все. Кем был немец Крис Хуельсмайер до того, как на него обратил внимание Найденов?

– Командир, только что прошли над кораблем обеспечения, – перебил беседу доклад штурмана, – идем с небольшим опережением графика. При относительной скорости девяносто абсолютная на последнем отрезке составила сто тридцать. Если ветер не изменится, будем над целью через два часа сорок пять минут.


В это же время почти в тысяче километров южнее прозвучал другой доклад:

– Сэр, мы проходим Дьепп! Время – на восемь минут меньше расчетного. До цели – десять минут.

Командир первой эскадры полковник Роулинг глянул вниз и налево. Как Джеффри ухитрился по полутора еле видимым огонькам определить, что это именно Дьепп? Впрочем, штурманов в ночную авиацию подбирали из людей, хорошо видящих в темноте. И потом усиливали эту их способность специальной диетой и особыми тренировками. От любого пилота или бортмеханика штурмана всегда можно было отличить по черным очкам, снимаемым только с наступлением темноты.

Значит, до сюрприза русским остались считаные минуты, подумал Роулинг, переводя взгляд на приборы. Он еще не знал, что сюрприз не получится. Потому что полминуты назад оперативный дежурный по воинской части 2436 поднял трубку зазвонившего телефона и услышал:

– Докладывает первый хероскопный пост, лейтенант Онуфриев. Видим около десятка воздушных объектов, летят с севера, расстояние сорок, скорость двести двадцать, высота от пяти до пяти с половиной. Каждый объект – это, скорее всего, не один самолет, а компактная группа.

Бомбардировщики подходили к цели на высоте пять с половиной километров, что обеспечивало их неуязвимость от автоматических зенитных орудий русских. Впрочем, имелись еще и немецкие восьмидесятивосьмимиллиметровые пушки, стреляющие на десять километров, но они были не очень скорострельными, и их, по данным разведки, у противника было мало. И потом, ведь перед стрельбой самолет же надо еще и обнаружить!

– Подходим, – сообщил штурман.

– Джек, – скомандовал Роулинг ведущему первого звена, – бросайте осветительные!

Но бомбы не успели пролететь и четверти своего пути вниз, как на земле вспыхнули прожекторы.

Они же нас ждали, мелькнула тревожная мысль у полковника, лучи были сразу направлены почти точно на самолеты!

Перед первым звеном начали вспухать яркие шары разрывов. Вот отбомбившийся ведущий резким виражом смог вырваться из перекрестья прожекторных лучей, но его левый ведомый вдруг вспыхнул и начал разваливаться в воздухе.

– Боевой курс! – крикнул штурман. Роулинг впился взглядом в приборы. Семь, а может, и десять секунд, в течение которых под огнем противника самолет должен лететь абсолютно прямо и со строго постоянной скоростью… Господи, помилуй нас, грешных!

Самолет вздрогнул и дернулся вверх – бомбы сброшены. Ф-фу, пронесло, теперь ви…

Полковник не успел ни додумать свою мысль, ни приступить к ее исполнению. И он уже не видел рвущихся в кабине его бомбардировщика русских снарядов, потому что был убит первым из них.

«Сорок второй», – сделал заметку в памяти двадцатишестилетний генерал-майор Михаил Полозов, убирая палец с гашетки и сваливая своего «Стрижа» вправо и вниз, где мелькали огоньки выхлопов хитрого англичанина, только что умудрившегося выскочить из прожекторных «клещей».

Через два с небольшим часа последний из вернувшихся с задания «либерейторов» заглушил моторы на аэродроме около Бирмингема. Вроде бы они это задание выполнили, во всяком случае, бомбы удалось сбросить почти всем… Но из полета к Руану возвратилось всего шесть машин из двадцати четырех. Над целью было сбито шестнадцать, и еще два бомбардировщика пропали без вести, то есть, скорее всего, упали в море на обратном пути.


А в небе над Оркнейскими островами события еще только начинались.

– Я над целью, – раздался в наушниках голос штурмана головного дирижабля майора Лоофа. – Бросаю свои фонарики, любуйтесь.