— Хорошо, тогда давайте вернемся к вашему предложению. Сразу говорю, что готов с благодарностью его принять. Однако, надеюсь, вы понимаете, что окончательный ответ я смогу дать только после санкции своего руководства?
— Разумеется, — заверил его я. Действительно, у меня и мысли не было вербовать Никонова на роль нелегального осведомителя, который темными ночами будет прокрадываться в Гатчину и продавать военные тайны своей страны за пачки наших сторублевок. Нет, я видел в нем исключительно агента влияния плюс консультанта по деликатным вопросам. А ведь агент влияния — это либо такая фигура, об истинной сущности которой на родине не знает никто, включая и его самого, либо такая, о которой всё необходимое знают все, кому положено, и это их устраивает. Никонов, понятное дело, подходил только на вот такую насквозь легальную роль.
В том, что премьер даст Петру Сергеевичу разрешение взять у меня деньги, я не сомневался. Впрочем, и он тоже. А вот интересно, намекнет ли никоновский шеф насчет поделиться? Вряд ли, потому как суммы по его меркам сравнительно небольшие, а мое отношение к подобным вещам он знает и из-за такой мелочи портить свой имидж в моих глазах не захочет.
Разумеется, он был нам в какой-то мере благодарен за поправку своего здоровья, но стратегических последствий это иметь не могло. Просто потому, что у него слишком много было поставлено на карту там, чтобы иметь еще и какие-то серьезные интересы здесь.
Сами по себе его цели были в общем-то ясны и лично у меня отторжения не вызывали. Вернуть России хоть часть того международного авторитета, которым обладал Советский Союз в период расцвета! Потому что без этого строить независимую политику затруднительно. А вот зачем ему это понадобилось — другой вопрос, по поводу которого у меня имелись вполне определенные и не самые хорошие подозрения. Однако оные не есть уверенность, можно и ошибиться, так что пока я принимал ситуацию как данность.
Так вот, эта самая данность состояла в том, что стандартных путей вытаскивания России из той ямы, куда она свалилась за последние годы Союза и особенно в постперестроечное десятилетие, премьер не видел. Гонка вооружений начала помаленьку проигрывать еще под закат советских времен, а демократы в кратчайшие сроки оставили от военной мощи России одни воспоминания, да и те постарались изгадить. И хотя в последнее время оборонная промышленность малость ожила, даже до уровня Союза в этом отношении было еще далеко.
Экономика Федерации тоже не давала особых поводов для оптимизма, а в таких условиях даже самые выигрышные дипломатические ходы могут обеспечить лишь локальный тактический перевес, и не более того. Поэтому связь с нашим миром премьер воспринимал как возможность обретения лишнего козыря, такого, которого нет и не может быть у его соперников. Даже просто разница во времени уже давала кое-какие плоды, а ведь он не терял надежды как-то склонить нас к совместному использованию порталов. Ради достижения такой цели он позволил бы мне взять на содержание не только начальника одного из отделов своего Управления делами, а хоть все это управление целиком и еще пару министерств в придачу.
Самое интересное, что у меня имелась возможность в ближайшее время пойти навстречу невысказанным пожеланиям своего запортального коллеги. Ибо полностью восстановивший форму Арутюнян уже пару месяцев как свел концы с концами в теории, а два дня назад и подтвердил свои выкладки экспериментально. И где-то через полгода максимум мы сможем попробовать перебросить из нашего мира в тот объект весом в полтонны, причем точность наводки будет порядка нескольких десятков метров по всему земному шару. Задержка же между отправкой и финишем ожидалась всего в четыре с небольшим минуты нашего времени. И я в принципе мог предложить устроить точку финиша не в Российской Федерации, а где-нибудь поближе к, так сказать, финансовому центру Земли двадцать первого века. Если, конечно, Никонов или кто повыше доказательно мне объяснит, какие выгоды для империи последуют за подобным действием.
— Все-таки серьезным недостатком эффекта Арутюняна является его двухступенчатость, — вздохнул император.
Я кивнул. Из этой фразы следовало, что наше всемилостивейшее, наиблагороднейшее и так далее величество думало о том же, о чем и его снискавший вполне заслуженную и противоположную по характеру славу канцлер.
Действительно, если бы перемещение представляло собой простой обмен, то возникли бы интересные дополнительные возможности. Ведь тогда в точке отправления появлялся бы кусок пространства из точки приема и наоборот. Можно было бы нацелиться на какое-нибудь интересное место и отправить туда, скажем, мешок навоза. А самим получить аналогичный по объему подарок из того самого места. Если, например, оно называется Форт-Нокс, то подарок оттуда может получиться довольно привлекательным.
Но переброс происходил в два приема. Сначала отправляемый объект оказывался в каком-то третьем мире, где пока не удалось обнаружить ничего, кроме высочайшего вакуума. А потом оттуда прыгал либо к нам, либо в двадцать первый век, либо в какую-то другую точку того мира с вакуумом. Из теории Ару… то есть тьфу, Неймана следовало, что задавать одновременно и координаты точки финиша, и мир, где этот финиш произойдет, невозможно. Чем точнее будет задано одно, тем неопределеннее получится второе. Например, можно настроить передающую камеру так, что отправляемый объект почти стопроцентно финиширует в нашем мире. Но тогда координаты финиша могут быть где угодно, Вселенная — она большая. Наоборот, если точно прицелиться в пространстве, то вероятности финишировать в любом из трех миров для объекта переноса будут одинаковыми. А жаль, я одно время уже потихоньку начал фантазировать о мгновенных путешествиях на Марс или даже подальше.
— Но в военном деле это означает всего лишь тройной расход боеприпасов плюс необходимость разработки мер по предотвращению подрыва в случае финиша в не предназначенном для воздействия мире, — продолжил миролюбивый император. — Как ты думаешь, насколько реальны уверения Иоффе, что работоспособное изделие будет готово уже через два года?
— Думаю, что вполне реальны. Насчет двух лет, пожалуй, он малость погорячился, но если не через три, так уж через четыре — точно. Однако весить эта хрень будет уж всяко не полтонны, а существенно больше. То есть потребуется гораздо более крупная передающая камера, чем сейчас сооружается на «Заре». В общем, пора выходить в космос, вакуум там бесплатный.
— Да, согласен. И сам видел, как летает ваш с Рябушинским магнитоплан. Чего не хватает для ускорения работ?
— Малогабаритного ядерного реактора. Поперек физики не попрешь, и в случае использования химических источников энергии соотношение массы груза и потребного для вывода на орбиту топлива будет почти таким же, как у ракеты. Самую малость лучше, потому как у магнитоплана отсутствует статическая составляющая потребной тяги и он может несколько эффективней использовать вращение Земли. Но так как конструктивно сам он куда тяжелее ракеты, то общий итог будет не в его пользу. Выходов два. Первый — разрабатывать какие-то способы многократных дозаправок в полете. Второй — установить туда реактор, которого у нас нет, и в обозримом будущем не появится.