– Тимоха!
– Иду, – пробурчал Бобры, отключая канал связи с Дорадо. – Петруха, как дела у тебя?
– Я своих кончил, – жизнерадостно отозвался младший. – Бродяг вокруг нет.
– Они Митроху давят.
– Я слышал.
– Разворачивайся и иди на юг. Я подойду с запада. Возьмем придурков в клещи и вытащим брата.
– А Дорадо?
– Заткнись! – Тимоха сплюнул.
«Извини, Вим, извини…»
Надежды на Тимоху было мало. Дорадо прекрасно слышал, что творится в «Стаканах», понимал, что территория превратилась в одно большое поле боя, и сомневался, что старший Бобры, даже если он немедленно бросится на помощь, успеет вовремя – слишком уж быстро улепетывал Кодацци. Вим даже не был уверен, что расстояние между ними сокращается.
«Я доберусь! Доберусь!!»
Пусть даже придется сдохнуть, но только убив врага. Только убив!
В отличие от незадачливого Мендеса, возможность для маневра у Митрохи оставалась, во всяком случае, для маневра назад. А потому, послав сигнал о помощи, Бобры приказал своим отступать. А еще точнее – бежать, потому что противостоять переключившимся на его отряд местным у Митрохи не было ни возможности, ни желания.
«Извини, брат, но мне твой приятель шкуру не спасал, и пропадать из-за него я не собираюсь!»
Улепетывать ребятам пришлось другой дорогой – старый маршрут перекрыли обитатели «Стаканов», и Митроха велел взять южнее. Впрочем, им было плевать на то, что машина осталась в стороне: за пределы периметра бродяги не выйдут – побоятся. А даже если и выйдут, то потеряют преимущество знания местности. На нейтральной территории разговор будет другим. И потому изо всех сил рвались к ограде комплекса.
Которую они, подгоняемые пулями, преодолели неподалеку от южной башни.
Не останавливаясь, пересекли проходящую вдоль нее улицу, укрылись за ближайшим строением, но на месте не остались: в движении – жизнь, пошли вдоль, торопясь добраться до машины, и наткнулись на припаркованный фургон.
– Майор, вы где?
– Преследую Дорадо! Приближаюсь к северной башне.
– Мы можем помочь?
– Оставайтесь на месте! Если меня накроют – уезжайте! Это приказ!
– Мы можем помочь, – пробормотал Редха, разглядывая карту. – Объедем «Стаканы» по периметру и окажемся у северной башни…
– Согласен, – кивнул Сауд, жаждущий отомстить за погибших товарищей.
И чуть подался вперед, дотягиваясь до ключа зажигания, но… подкравшийся Митроха дал длинную очередь прямо через стекло. «Дрель» завизжала, выплюнула двенадцать пуль, превратив Сауда в окровавленное решето. Двое других канторщиков распахнули дверцу фургона и расстреляли Редху.
– Тимоха! Я нашел девку твоего друга!
Дома начинались примерно в пятидесяти метрах от живой изгороди. Даже не дома – глухие двухэтажные стены с черепичной крышей. Возможно, с другой стороны в них были двери и окна, возможно – террасы и балконы, но на Болото они не выходили.
Гладкие каменные стены.
– Эй, кто-нибудь! – Кодацци посмотрел налево, направо: дом или дома тянулись далеко, стояли впритык друг к другу. Никакого намека на арки или ворота. Не добежишь, не спрячешься – на всем пространстве от изгороди до стен даже дерева ни одного нет, лишь аккуратно подстриженный газон.
А сзади уже подпирают.
Чезаре обернулся, увидел продирающегося через кустарник Вима, усмехнулся, отбросил опустошенную винтовку и вытащил из кобуры «Маузер».
Были в Анклаве Москва весьма защищенные территории: усилиями СБА корпоративные зоны превратились в настоящие крепости, способные устоять во время самых кровопролитных бунтов, когда на оборонительные линии лезли тысячные толпы разъяренных людей. Были в Москве страшные районы, в которые избегали забредать даже самые отмороженные наркоманы – печально знаменитые Рукава, под завязку набитые отходами производств и жизнедеятельности, в которых копошились навсегда опустившиеся бедолаги. Но существовала в Москве территория, которая сочетала в себе и то, и другое: и надежную защиту, и ауру страха. Территория Храма Истинной Эволюции. Центральная штаб-квартира корпорации Мутабор.
Ее не защищали выставленные напоказ пулеметные вышки, не было рва и колючей проволоки, однако пересекать без разрешения живую изгородь, что храмовники высадили по периметру своих владений, рисковали немногие. И хотя Храм вызывал неприязнь, а то и ненависть у многих соседей по Анклаву, он редко, очень редко подвергался атакам даже во время массовых беспорядков. Свои территории жители защищали стойко, в случае необходимости и китайцы, и арабы, и негры, и обитатели Болота сражались за каждый дом, за каждый переулок, но все они, даже вымуштрованные Мертвым безы, никогда не забывали о себе: и отступали, и убегали, если того требовали обстоятельства. А вот храмовники давно доказали, что не только не задумываясь убьют, но и не задумываясь умрут, исполняя приказ своего живого бога – Милостивого Владыки Грядущего.
Страх, который внушали фанатики, хранил территорию Мутабор лучше самых надежных укреплений, и поэтому Пэт весьма удивилась, увидев, что преследующий Кодацци Дорадо без раздумий преодолел кустарник, окружающий территорию Мутабор, и бросился к притормозившему у стены Кодацци.
«Что же тобой движет: ненависть или глупость?»
Или гордыня?
Но, в отличие от Пэт, Каори была далека от подобных размышлений. Находящаяся в боевом трансе мамбо не могла думать о чем-то, кроме сражения. Живую изгородь в человеческий рост она перемахнула с ходу, словно невысокий легкоатлетический барьер. Приземлилась, увидела Кодацци, Дорадо, вскинула пистолет…
И покатилась по земле, уйдя от автоматной очереди.
Прятки разделились еще в «Стаканах»: Боска проследовал за Кодацци через северную башню, а Зут обогнул ее, вышел к ограде и потому на несколько секунд опередил напарника. Он увидел, что Каори взяла на прицел Чезаре, и без колебаний открыл огонь.
Возможно, будь у Василия Тулы время подумать, он бы не стал жертвовать собой ради Каори. Ведь она была всего лишь его начальником в операции, смысла которой он так и не узнал. К тому же – не самым лучшим начальником. Но хунган в боевом трансе превращается в машину, повинующуюся исключительно инстинктам и различающую лишь «свой – чужой». Без полутонов.
И поэтому, увидев, что на Каори несется выскочивший из кустов и не замеченный ею противник, Тула без колебаний рванул наперерез, сбил мамбо с ног и, перекатившись по земле, дважды выстрелил во врага. Зут грузно осел на землю, но и вскочивший хунган тут же скривился: одна из пуль прятки пробила ему левое плечо. Боевой транс глушил боль, но остановить кровь он не в состоянии, а значит, скоро наступит слабость.
«Где Каори?»
Тула повернулся, однако следующая пуля швырнула его на землю. А затем последовало еще несколько пуль из «дрели», на спусковой крючок которой давил Хамад.