– Это ненадолго. И кстати, если вы объявите контракт на мою голову, я исключу вас из числа возможных покупателей.
Аль-Темьят выразительно посмотрел на секретаря султана, тот молча пожал плечами. Генерал, чувствующий, что разговор подходит к концу, сделал последнюю попытку убедить наемника:
– Я добавлю к своему предложению миллион евродинов.
Выглядела попытка, мягко говоря, непродуманно.
– Аукцион, – отрезал Дорадо. – Я свяжусь с вами и сообщу, когда он пройдет.
Передача прервалась. В кабинете наступила тишина, и Аль-Гамби вдруг подумал, что вызвана она отнюдь не тем, что высокие лица обдумывают разговор. Судя по всему, каждому из чиновников очень хотелось от души выругаться, но они сдерживались и потому – молчали. Аль-Кади уставился в стол, Тукар изучал ногти, а шейх внимательнейшим образом разглядывал потолок. И лишь десять секунд спустя шеф баварской полиции нарушил молчание:
– Я доберусь до этого dd, даже если мы победим в аукционе. Он мне заплатит за наглость.
– Если вы начнете действовать сейчас, то аукцион пройдет без нас, – напомнил Аль-Темьят. – А этого мы не можем допустить.
– Не думаю, что Его Величество обрадуется, узнав, как нам тут вывернули руки, – обронил Тукар. – Ситуация, прямо скажем, унизительная.
И покосился на майора.
«Вот и все, – спокойно подумал Аль-Гамби. – Вот и конец карьере».
– Генерал, если мы все-таки объявим охоту, какова вероятность успеха?
Вопрос задал Тукар, которому очень не хотелось выслушивать упреки султана. Личный секретарь султана не принадлежал к знатной фамилии и чувствовал себя наименее защищенным из всей троицы.
– Мы не знаем точно, в каком Анклаве находится Дорадо, – заметил Аль-Кади. – Вполне возможно, что Франкфурт стал перевалочной базой. Дорадо мог покинуть его по фальшивой «балалайке» или воспользоваться услугами Консорциума. В последнем случае мы вообще ничего не узнаем.
– А в первом?
– Свяжемся с СБА, попросим просеять изображения всех пассажиров, найдем несколько десятков похожих на Дорадо мужчин, проверим каждого…
– День работы, – понял шейх.
– А он тем временем переедет в следующий Анклав, потом еще в один, и пока мы будем связываться с филиалами СБА и просеивать пассажиров, у Дорадо появится возможность сделать сложную операцию.
После которой поиски придется начинать сначала. Теоретически игра в кошки-мышки могла продолжаться до бесконечности, но возможности беглого dd несопоставимы с ресурсами султаната, да и не заинтересован преступник в том, чтобы вечно бежать, не для того он зарабатывает деньги, чтобы тратить их на постоянные пластические операции. А в данном случае дело усугублялось тем, что сам преступник не был особенно нужен. Книга! Вот из-за чего поднялся шум. Предположим, через месяц или через год dd попадет в руки Европола, и Аль-Кади удовлетворит жажду мести. Но какое это будет иметь значение, если при нем не окажется книги?
– Если объявим охоту, Дорадо может отказаться от аукциона и заключить сделку с каким-нибудь другим покупателем, например с китайцами. Поднебесники не откажут: вывезут его к себе, дадут новое имя, новое лицо, ищи его потом по всей Азии.
Книга. В первую очередь книга. Если ее вернуть, султан простит все промахи.
– Значит, не надо рисковать, – подвел итог Тукар.
– Согласен, – вздохнул Аль-Темьят.
– Но отказываться от преследования Дорадо не стоит, – добавил генерал. – Предположим, он все-таки во Франкфурте. Мы можем связаться с местным филиалом СБА и попробовать засечь его с помощью уличных видеокамер.
– Если он сдуру выйдет из дому без наномаски.
– Случайности иногда случаются.
– И что тогда?
– Отправим во Франкфурт группу спецназовцев, будут сидеть и ждать распоряжений. Это лучше, чем ничего.
– Пожалуй, соглашусь, – после некоторого размышления заявил Тукар.
– Пусть так, – кивнул шейх.
– А пока примем участие в аукционе…
И все вдруг посмотрели на позабытого майора.
«А ведь мы в одной лодке! – неожиданно понял Хамад. – Сделать из меня козла отпущения не получится: какое султану дело до мелкого полицейского? Он спросит с вас, шейхи, генералы и царедворцы. Вас он размажет по полу, если вы не принесете книгу. Всех троих. Ну, и меня за компанию».
– Хамад, ты все слышал, – веско произнес Аль-Кади. – Мы примем участие в аукционе, мы предложим Дорадо много денег, очень много, но конкуренты тоже не поскупятся. Поэтому ты обязан придумать, чем усилить предложение. Сделай так, чтобы Дорадо не смог от него отказаться. Мы должны победить.
«И тогда все будет забыто…»
Аль-Гамби судорожно сглотнул, но ответил твердо:
– Слушаюсь, господин генерал.
* * *
анклав: Франкфурт
территория: Zwielichtsviertel
хочешь о чем-то узнать – спроси
– Я добавлю к своему предложению миллион евродинов.
– Аукцион, – отрезал Дорадо. – Я свяжусь с вами и сообщу, когда он пройдет.
И отключил коммуникатор, не дожидаясь ни более заманчивого предложения, ни очередных угроз. Все, разговор окончен. Первые участники аукциона определились, остальные выйдут на связь в течение суток. Европол слишком большая организация, чтобы в ней не возникла утечка. А если и не возникнет, Кодацци позаботится о том, чтобы круг покупателей расширился. Сукин сын хорошо подготовился… Добраться бы до тебя…
Но сейчас мысли Дорадо были заняты другим:
«Миллион динаров и отпущение грехов! С ходу! Почти не задумываясь! Что же это мы такое украли, а? Что же это за книга?»
Очень ценная.
А потому Вим с недоверием отнесся к заманчивому предложению арабов. Пообещать-то можно все, что угодно: много денег, вечную дружбу, даже дочь султана в жены. Почему бы не пообещать, пока книга у ловкого dd, а сам dd неизвестно где? Но кто потом вспомнит о данных под давлением обстоятельств обещаниях? Кто будет держать слово перед наемником, посмевшим встать на дороге у баварского повелителя? Возможно, сам шеф полиции действительно не прочь прекратить преследование – найти человека в Анклавах чрезвычайно сложно, – но вот что ему отвечать султану на вопрос: «Как там поживает обманувший тебя dd?» Дорадо понимал, что опозорил Европол и, как только необходимость в улыбочках и обещаниях отпадет, ему тут же вывернут руки. И не потому, что европейцы такие уж плохие – они обычные. Окажись на месте арабов американцы, китайцы или индусы, они бы поступили так же: благородство давно эмигрировало на страницы рыцарских романов. В жизни же каждый держится за свое место и не стремится демонстрировать начальству профессиональную непригодность.