— Тоже ксенолог? — осторожно спросил Кратов.
— Господь с вами! Женщина и ксенолог?! Руточка у нас эколог. Следит за благополучием Парадиза и его постояльцев.
Кратов поднялся из кресла, сознавая, что становится обременительным собеседником. Энграф выпростал из необъятного рукава и протянул ему старчески хрупкую ладонь.
— Не серчайте, — сказал он. — Мы действительно очень заняты. В нашей работе редко выдаются перерывы. Да вы и сами в том скоро убедитесь.
— Я не сержусь, — вздохнул Кратов и подержал его ладонь, опасаясь повредить чрезмерным пожатием.
— Не могу понять, — произнес Энграф задумчиво. — Как вы умудрились так проколоться на Псамме? Судя по вашим аттестациям, этого не могло произойти. Да и методика ваша…
— Тогда я еще не был ксенологом, — сквозь зубы ответил Кратов. — Всего лишь драйвером.
— Следовательно, вы бывший звездоход?.. Занятно. А ведь именно вам приписывается остроумное предотвращение потенциального межрасового конфликта. Очевидно, я что-то упустил, необходимо будет обратиться к материалам миссии на Псамму…
Кратов поспешно вышел на крыльцо.
Он огляделся. Странные корявые деревья вокруг дома по пристальном рассмотрении оказались обычными вишнями, но запах от них исходил действительно непривычный. Кратов медленно стянул с плеч анорак, а поразмыслив, заодно избавился и от свитера. Здесь, в этом уголке райской зелени, ему предстояло жить и работать долгие годы. По крайней мере, до тех пор, пока он будет ощущать себя годным к этой деятельности. Оставалось загадкой, за какие заслуги он, в общем-то заурядный ксенолог с ничтожным опытом, был внезапно направлен сюда, в самое сердце Галактического Братства. Но, так или иначе, это произошло, и теперь ему следовало доказать, что он пришел на свое место, а не на чужое, что, ошибки не случилось…
Но он никак не мог понять, нравится ему здесь или нет!
Руточка Скайдре сидела на корточках перед кустом малины и споро, со знанием предмета обирала его. Корзинка ее доверху была полна ягод. Чуть поодаль, на огуречной грядке, примостился мощный мохнатый пес пегой масти и с любовным интересом следил за быстрыми руками Руточки, вывалив розовый влажный язык чуть ли не до земли. При виде Кратова пес весьма сдержанно крутнул пышным хвостом и вопросительно поглядел на женщину, ожидая разъяснений.
— Это Костя, — сказала ему Руточка, — Он будет у нас жить. Люби его и береги.
Пес нехотя оторвал тяжелый зад от теплой грядки и подошел, ткнувшись широкой бородатой мордой Кратову в колени. Тот погладил его по загривку и пес удалился, полагая, что для первого знакомства достаточно.
— Его зовут, естественно, Полкан, — промолвила Руточка. — В переводе с древнерусского — кентавр. Как еще можно окрестить такого могучего зверя? Он здесь для поддержания нормального психологического климата в коллективе. У него есть подруга по имени Мавка, но сейчас она улетела с Мишей Бурцевым на стационар не то Клермонта, не то Гленарвана. А может, и вовсе на Пратамру… Наш Полкан переживает разлуку, но виду не подает. Он до краев исполнен чувства собственного достоинства, хотя и редкостный бездельник. Эти сумасшедшие ксенологи не обращают на него никакого внимания. Впрочем, и на меня тоже.
— И на меня, — признался Кратов.
— Значит, нас здесь четверо собак… Какой может быть нормальный климат в коллективе, когда они по макушку в своей работе? — пожаловалась Руточка. Если их не принуждать, они прекратят есть, пить, спать! Спортивные занятия для них — сущая трагедия. Григорий Матвеевич вторую неделю сидит в своем проклятом кресле, в темноте, и неотрывно смотрит на видеал. А это в его возрасте вредно для глаз! Рошар носится с какими-то плазмоидами. Гунганг посреди ночи сорвался и улетел неведомо куда. Я не удивлюсь, если у них уже образовались жировые складки на талиях… Ешьте малину, Костя.
Кратов молча сунул пятерню в корзину, сопровождаемый ревнивым взглядом Полкана.
— Что вы намерены делать, Костя? — спросила Руточка, отбрасывая со лба золотую прядь. Ее милое лицо было перепачкано алым соком и землей, широко расставленные васильковые глаза смотрели с выжидательным любопытством.
— То же, что и все. Способствовать формированию пан галактической культуры или, как любят восклицать дилетанты, Единого Разума Галактики.
— Я тоже люблю так восклицать, когда меня спрашивают, — сказала Руточка. А который вам годик, если не секрет?
— Тридцать четвертый. На Земле кто-то опрометчиво счел меня крупным специалистом по прикладной ксенологии. Иначе я не ел бы сейчас ваши ягоды.
— Вон что, — усмехнулась Руточка. — Теперь понимаю. Дня три назад Рошар поцапался с Григорием Матвеевичем по теоретическим вопросам, и они раз двадцать упомянули вашу фамилию, причем оба ссылались на какую-то методику чего-то этакого, да еще на какой-то псаммийский прецедент… Вы составите с Энграфом неплохой альянс. Он — кабинетный мыслитель, вы — умелый практик. Сколько на вашем счету контактов?
— Три, — сдержанно сказал Кратов.
— Небогато… Скоро нелегкая унесет вас отсюда в заоблачные дали, и вы станете изредка возвращаться в свой домик — усталый, задерганный, с нездоровым цветом лица, с полным отсутствием аппетита, с жировыми складками, свисающими через пояс. И будете безобразно спать до полудня, не обращая внимания на нас с Полканом и Мавкой, а если обращая — то лишь затем, чтобы гнать с глаз долой…
— Руточка! — запротестовал Кратов. — Ничего, что я вас так называю?.. Это невозможно! На вас нельзя не обращать внимания. Тем более гонять!
— Правда? — недоверчиво спросила женщина. — Полкан, ты слышал?
Пес привстал с насиженной грядки и заворчал.
— Он понял вас превратно, — пояснила Руточка. — А может быть, учуял признаки лицемерия. К тому же, он вообще недолюбливает ксепологов. Из-за меня и из-за Мавки.
Она подняла голову и к чему-то прислушалась.
— Ну вот, — сказала она удрученно. — Уже пора обедать. Сейчас Григорий Матвеевич будет метать в меня тяжелые предметы. Только, пожалуйста, не вмешивайтесь и не вслушивайтесь в те оскорбления, которыми он станет меня осыпать. Почаще внушайте себе, что по натуре своей это добрейший, деликатнейший человек. Но он делается невыносим, когда чего-то не понимает. Огромная удача для нас, что это случается не так часто. Как правило, Григорий Матвеевич понимает все на белом свете… А правда, Костя, что вы были плоддером?
— Правда, — неохотно сказал Кратов. — Шесть лет. Все тот же «псаммийский прецедент». Он же «инцидент».
— Но Гунганг утверждал, что вы были признаны невиновным в случившемся.
«Я тогда был мальчишкой, — подумал Кратов, нервно покусывая губу. — И очень любил стрелять из фогратора. Любил и умел. Поэтому никому не дано снять с меня ответственность за мои меткие выстрелы…»
— Плоддеры, — Руточка покачала головой. — Добровольные изгнанники. Адский труд и смертельный риск ежечасно… на протяжении шести лет! Вообразить невозможно. Наверное, вы сделаны из гранита.