Туннель, кажется, закончился. Вернее сказать, он вдруг распахнулся до размеров доброго поля для командных состязаний, а затем, по ту его сторону, снова сужался и тянулся дальше, невесть где и чем оканчиваясь. Хтуумампи резко притормозил свой бег и мгновенно застыл, благоговейно сложив лапы на пластинчатой груди — этакий памятник самому себе.
Все пространство колоссального ангара, объемом никак не меньше кубического километра, затянуто было серебряной широкоячеистой паутиной. В местах пересечений тенета утолщались, образуя большие пористые шары, излучавшие всеми мыслимыми цветами. Это делало циклопическую конструкцию похожей на переплетение множества веселых елочных гирлянд. Прямо из пола вырастали телескопические штыри и упирались остриями в массивный свод из громадных броневых плит, что уложены были внахлест на манер лепестков гигантской диафрагмы. Внутри штырей пробегали темные волны пульсаций.
Кратов снял очки и утер слезы. Ему было сейчас вовсе не так весело, как к тому располагала обстановка.
Красота, впечатляет, но… Все чересчур большое для простого человека с Земли. Слишком много пустоты, слишком яркий свет, слишком холодно, и как бы не подхватить насморк на сквозняке…
Провел я как-то ночь
В опочивальне князя…
И все равно продрог
Он вернул очки на место и огляделся. В паутине то тут, то там наблюдалось шевеление, но это были всего лишь другие хтуумампи, по всей видимости инженеры-ремонтники. Карциноморфы издревле славились по всей Галактике замечательными техническими талантами… Панцирем книзу, проворно перебирая конечностями, они двигались по паутине, как по ровной поверхности. Иногда сквозь ячейки, ловко лавируя, с сумасшедшей скоростью проносился гравитр неземной, разумеется, конструкции.
Кратов с озадаченным видом приблизился к своему проводнику и уж было протянул руку, чтобы потрогать его за плечевое сочленение. В этот миг он уловил волну неподдельного интереса к своей персоне, источник которой находился над его головой. Он едва удержался, чтобы не отпрянуть в смятении.
Астрарх был прямо над ним.
Стометровая серебристая многоножка с распяленными между голенастых лап сетчатыми перепонками антенн ЭМ-связи, с расправленными воронками вживленных гравигенераторов, со вздыбленными гребнями эмиттеров силовых полей, с ровными рядами глаз-бусин, каждая величиной с человеческую голову. И все эти бусины были обращены книзу.
Стиснув зубы, Кратов неспешно попятился. Ему совсем не хотелось вести беседу, задрав башку… Едва только он отошел на достаточное расстояние, как паутина внезапно просела, словно гамак, до самого низу. Невероятное существо медленно опустилось и зависло, не касаясь поверхности пола, напротив него.
— Патрон, — обратился к астрарху хтуумампи, выглядевший в сравнении с ним уже не внушительных размеров карциноморфом, а крохотным пальмовым крабиком. Это доктор Константин Кратов с Земли. Тот, кто желает поделиться с вами своими воспоминаниями.
— Я предупрежден, — сказал астрарх.
Голос был металлический, пронизывающий до костей, словно оглушительно звонкая челеста, такая же огромная, как и все вокруг. Казалось, он наводнял собой все помещение ангара. Обычные слова на русском языке, произнесенные с такой вселенской экспрессией, звучали как самая фантастическая музыка, и смысловое наполнение слетало с них, как шелуха с переспелого плода… Между тем, занятые своими делами ремонтники продолжали спокойно сновать по тенетам, не уделяя внимания происходящему. Не то пообвыкли и зареклись удивляться, не то их органы слуха были более терпимы к запредельным звуковым колебаниям.
— Мы встречались? — спросил астрарх.
— Да… — Кратов торопливо кивнул. Ему потребовалось усилие, чтобы преодолеть спазмы в горле и обрести способность нормально разговаривать. — Это было двадцать земных лет назад, в районе искусственного шарового скопления MX 75761, иначе называемого «Восемью-Восемь». Корабль Федерации терпел бедствие. Нужно было снять с него экипаж и доставить на базу «Антарес»…
— Это сделал я, — горделиво подтвердил астрарх.
— Да… — Кратов замялся, не зная, как ему обращаться к этому исполинскому существу: то ли «учитель», как он делал это, общаясь к тектонам или пожилыми мыслителями из старших галактических рас (все мыслители старших рас изначально казались ему пожилыми, хотя это было зачастую не так; но астрарх отчего-то не производил такого подавляющего впечатления, даже несмотря на поистине космические габариты), то ли «патрон», как из каких-то своих соображений поступал хтуумампи.
Астрарх пришел к нему на помощь.
— Меня зовут Лунный Ткач, — сказал он. — Это приблизительный смысл моего имени на том языке, что был для меня родным, пока я не стал тем, кто я сейчас. Красиво, правда? Нет той нарочито холодной отстраненности, как у стариков-тектонов… Если ты, братик, обратишься ко мне просто «Ткач», я не испытаю неудовольствия.
Кратов с трудом сдержал нервическую усмешку. Уж кем-кем, а «братиком» его не величал никто! Из каких, любопытно знать, кладезей астрарх черпал свои познания в русском языке? Уж не из детских ли книжек?!
— Да, Ткач, это сделали вы, — кусая губы, чтобы не расплыться, промолвил Кратов. — И я был одним из спасенных.
— Привет, — сказал астрарх. — Ты сильно изменился.
— Я избавился от скафандра, — сдержанно пояснил Кратов.
— Ах, да… — в голосе Ткача отчетливо прозвучала звенящая ирония, которой было так много, что она делалась необидной.
— Нам повезло, что вы, со своим шаровым скоплением, случились поблизости.
— Мы выбрали это удачное местечко, потому что ждали: вот-вот из экзометрии вывалится маленький корабль, из-за которого, собственно, все и затевалось, заявил астрарх. И тут же прибавил: — Это я так шучу. Если по правде, то это было распоследним местом, где следовало бы летать маленьким кораблям с маленькими существами. Да и большим небезопасно…
— У нас не было выбора, — пожал плечами Кратов.
— В шаровом скоплении была хорошая работа, — мечтательно сказал Ткач. Нас собралось тридцать два, и каждый скатал из вещества вселенной, энергии сфер и своих мечтаний по одной звезде. А потом мы их зажгли. Моя звезда разгорелась до желтого накала. Как и та, что освещает ваши планеты. Обожаю этот цвет! Это значит, что она непременно будет греть бока теплокровным тварюшкам вроде тебя, из которых в свое время выйдет толк… А еще мы собрали в одном месте шестьдесят четыре блуждающих планеты-сиротки изо всех уголков мироздания, шестьдесят четыре холодных каменных шара, и запустили их по орбитам вокруг наших звезд, чтобы они оттаяли. Каждая из планет проходит в своем пути мимо восьми разных звезд. Здорово, а? Надо уметь! Поэтому скопление и получило такое смешное имя. И я хочу дожить до того дня, когда в этом удивительном мире сможет поселиться какая-нибудь из тех рас, что еще привязаны к планетной тверди. Какие-нибудь теплокровные тварюшки… Там будет нескучно жить, братик. Восемь времен суток, каждое — своего цвета, и никогда не наступают сумерки. Шестнадцать времен года, которым еще нужно будет выдумать названия. Вот задачка-то! Голубые снегопады, зеленые дожди и золотая сушь. Тем, кто там водворится, придется поднапрячь свое воображение… Ты достаточно вольная комета, чтобы летать где хочешь?