Прыглец привстал над травой. Изо рта у него торчал кусок корневища. Три носогляда были довольно близко, и ему не следовало бы показываться. Потому что, хотя он и не пах ничем, кроме резун-травы и кореньев, все трое немедленно развернулись в его сторону. Раздраженная мысль мелькнула в голове Прыглеца: откуда они взялись? Их же не было прежде! И почему пропали храпуницы? Такие глупые… жирные… вкусные…
Носогляды вскинули незрячие морды и потрусили прямо на Прыглеца. Тот выплюнул корневище и попятился к Реке, осторожно перебирая ногами и пригибаясь. Но неизвестно откуда взявшийся четвертый носогляд вскачь бросился ему наперерез. Прыглец запустил в него шкурой мохнача — тот коротко ткнулся в нее носом, наподдал лапой и откинул еще дальше.
Четыре хищника — огромных, беспощадных и люто голодных — смыкали вокруг Прыглеца свое охотничье кольцо.
Прыглец изготовился драться. У него не было таких мощных клыков, как у носоглядов, не было таких острых когтей и тяжелых лап. Но он многому научился за все эти дни, проведенные в нескончаемой охоте. И он тоже был сильным и хитрым зверем.
Его кулаки окаменели, обратились в куски ребристого гранита. Его пятки стали обломками скал, тяжелыми и тупыми. И живот его сделался скалой: можно было разорвать кожу, но кровь не проступит сквозь плотно сцепившиеся мышечные пласты. И весь Прыглец стал гранитным валуном. Даже прекратил дышать и думать.
Носогляды остановились как вкопанные, словно перед каждым из них вдруг разверзлась бездна. Они заводили вздернутыми кверху мордами, нервно закрутили хвостами — ох, и мяса же там, быстро подумалось Прыглецу. И еще одна мысль проскользнула в его помертвевших мозгах: носогляды потеряли его. Они находились в нескольких шагах от него, но глаз у них не было, и они перестали его чуять.
Передний носогляд озадаченно присел на задние лапы, задрал оскаленную пасть к небу и вдруг заухал, запричитал — разочарованно и раздраженно.
«Только что здесь была добыча. Большая, мясистая, сладкая, не то что эти смердящие змеи. И уже нет ее! Одна трава да камни…»
Прыглец отчетливо уловил мысли голодного носогляда и удивился этому: до сих пор он чувствовал лишь мысли Ходуна, да еще Чужих из-за Реки. В этот миг он обучился еще одному охотничьему приему, годному против носоглядов и подобных им хищников. У носоглядов нет глаз, они видят ноздрями. Притом видят не только запах жертвы, но и ее мысли. Хитрые и опасные звери эти носогляды. Но Прыглец хитрее. А значит и опаснее. Потому что он умеет все, что умеют носогляды…
Передний носогляд, перехвативший тайное бахвальство Прыглеца, кинулся на него — словно распрямившаяся упругая ветка, распластавшись в воздухе. Но уже на лету снова потерял цель, потому что насмерть перепугавшийся Прыглец мгновенно окаменел с ног до головы. И хищник, вырулив хвостом, чтобы не расшибиться о невесть откуда возникший гранитный валун, мягко шлепнулся в траву совсем рядом. Он вонял жестокостью, голодом и чуть-чуть изумлением.
Его слепая, утыканная жестким усом морда почти касалась бедра заистуканевшего Прыглеца, когда носогляд обходил его кругом, надеясь, что добыча попросту прячется от него за камнем. Это был очень умный носогляд. Но он так ничего и не понял.
Все четверо, ухая и подвывая, ушли в долину. Жрать змей.
На подкашивающихся ногах Прыглец брел от дерева к дереву. В траве не осталось ни одной неразоренной носоглядами змеиной норы, ни одной нерастоптанной грибницы. Невесть куда улетели все птицы, которые несли яйца, и эти яйца можно было украсть и съесть вместе с мягкой кожистой скорлупой. Видно, пока увлеченного храпуницами Прыглеца не интересовали птичьи гнезда, птенцы вылупились, оперились и встали на крыло… Все чаще Прыглец поглядывал в сторону Болота. Пройти через него казалось невозможным. Да и что ждет полуголодного, измотанного опасностями охотника за этой трясиной? Мерзкой, укутанной в липкое, кишащее бешеными комарами одеяло испарений, откуда поднимается и плывет над долиной Плохой Дождь…
Прыглец искал Ходуна. Он не знал этого, ни за что бы не признался в этом себе. Но его, как магнитом, притягивали простые и понятные мысли Ходуна. Не то что злые, звериные мыслишки носоглядов. Прыглецу хотелось отдохнуть неподалеку от Ходуна, укрывшись где-нибудь на дереве. Может быть — подремать среди листвы, не опасаясь ни змей, ни храпуниц, которые безвозвратно пропали. И пусть даже приснятся снова эти непонятные сны. А потом будь что будет.
И Прыглец услышал мысли Ходуна.
А еще его ноздри уловили запах свежего мяса. И всякое стремление отдохнуть растаяло без следа.
Ходун жрал мясо. Это было немыслимо и в то же время несомненно. Он где-то выследил и добыл себе зверя.
Прыглец нырнул в траву и быстро пополз к тому месту, где Ходуну свезло. Он догадывался, что и тот чует его, но рассчитывал как можно дольше скрываться от его глаз. Пригодилось и умение, приобретенное от носоглядов. Прыглец заглушил свои мысли, подавил собственный запах и стал почти невидим для Ходуна. Да тот и не вспоминал о нем: занят был своей добычей.
Прыглец раздвинул травяные стебли и выглянул. То, что он увидел, поразило его сверх всякой меры. Ходун жрал носогляда!
Он оказался хитрее Прыглеца: тот боялся пришлых хищников и научился лишь скрываться от них. Ходун же обманул одинокого носогляда, подманил его поближе, а затем убил. Победа досталась ему нелегко: правый бок Ходуна был располосован острыми когтями, но кровь не шла, потому что Ходун умел все то же, что и Прыглец. И, как ни не хотелось этого признавать Прыглецу, чуточку больше.
Ходун наконец заметил соперника. Его безобразная голая морда обратилась к Прыглецу, губы дрогнули в предупредительном оскале. Но запах свежего мяса дурманил Прыглецу голову, и теперь ни о чем ином он не мог и помыслить. Прыглец выпрямился и шагнул навстречу Ходуну. Это была явная угроза, и он не скрывал этого, ловя бегающий взгляд ненавистного врага. И без того обоим было ясно, что схватка будет не на жизнь, а на смерть.
Позабыв про голод и слабость, Прыглец снова становился умелым и беспощадным бойцом. Его мышцы медленно собирались в тугую пружину, которая должна была распрямиться и поразить Ходуна в тот миг, когда он не будет готов обороняться. Но Ходун нашел в себе силы отпуститься от растерзанного носогляда и подготовиться к атаке Прыглеца. Да он и сам был не прочь атаковать — очень уж не терпелось ему продолжить пиршество.
Когда же Прыглец совсем было собрался напасть, весь мир противно-знакомо окаменел, превратился в отвратительную черно-белую плоскость. А когда наваждение пропало, то между Ходуном и Прыглецом снова лежал Радужный Дракон.
Прыглец отшатнулся от сияющего бока, увернулся от разящего взмаха крыла. Попятился, не отрывая взгляда от недвижной змеиной головы на высоко вознесенной шее. Уперся спиной в некстати подвернувшееся дерево, вжался в него, закрыл руками лицо. До него долетали обрывки страхов, овладевших Ходуном, который, однако же, не желал оставлять добычу.