Каждые пятнадцать минут бортовой когитр вызывал Дилайта. Ответа не было. Человек с персональным браслетом, находясь в любой точке планеты, мог бы без труда связаться с кораблем и сообщить о своем самочувствии, о положении дел, или просто потрепаться о пустяках с теми, кто ждал его на борту. Но Дилайт молчал. Вот уже вторую неделю.
«Дикость, язычество, — думал Кратов, слоняясь по коридору от одной пустой каюты до другой. — Трое человек затерялись на небольшом в сущности пространстве. Когда Ливингстон пропал в Африке, человечество имело основания волноваться. И то Стэнли в два счета разыскал его… В наше время так просто исчезнуть немыслимо. Ну разве что очень того захотеть. Как это вообще возможно — исчезнуть?! Не растворились же они, в самом-то деле. Если молчат — значит, что-то с ними стряслось. Может быть, и самое дурное. Особенно если вспомнить, как братья наши по разуму обошлись с Аксютиным. Только думать об этом не хочется. А наоборот, хочется думать о том, что трое пропавших отнюдь не дети. О чем постоянно и не без детского, впрочем, бахвальства твердил Джед… Что застать их врасплох, причинить им вред — задача не из легких. И даже то обстоятельство, что коварные Аафемт располагают неким таинственным энергоразрядным оружием, что тайком от цивилизованной Галактики они строят сепульки, задачу им не упрощает. Но правы древние: хуже нет ждать да догонять! И сколько еще нужно ждать?»
В своих скитаниях он постоянно старался уйти от неплотно прикрытой двери кают-компании, где коротали время в вялых, с отсутствием Аксютина утративших прежний накал препирательствах Вилга и Биссонет. Но со странной предопределенностью все его маршруты замыкались именно там, будто ноги сами вели его к этой двери. В такие моменты он ощущал себя букашкой, тупо и упрямо ползущей по листу Мебиуса.
Мысленно чертыхаясь, он замыкался в каюте. Стоял подолгу перед забытой Аксютиным графией, тихонько поднимал руку и тут же опускал, не решаясь потревожить покой счастливой парочки. А потом бесшумно выходил в коридор, стараясь даже не глядеть в сторону кают-компании. Снова выруливал на центральный пост.
— Эл, можно я сменю тебя?
— Спасибо, Кон-стан-тин. Я не устал. Я только что вздремнул минут десять.
— Ничего?
— Ничего.
— Почему мы не ищем их?
— Следует ждать. Дилайт рассердится, если мы ненароком помешаем ему в его планах.
— Сгинуть бесследно тоже входило в его планы?
— Нет. Я совершенно точно помню, что не входило. Но что значит искать? Поднять на ноги базу, развернуть повсюду десанты?
— Что же, и развернуть.
— Нехорошо. Мы в чужом доме, Кон-стан-тин. Мы гости, хотя я не убежден, что нас сюда приглашали. Нам надлежит вести себя скромно. А десант — это всегда много шума. Но ты, я вижу, что-то задумал?
Кратов, неопределенно пожимая плечами, уходил. Ничего он не задумал. Ничего…
«А почему? Пора бы уже. Нужно с кем-то поделиться теми мыслями, что донимают меня по ночам. Например, с Татором. Но ему, при всех его неоспоримых достоинствах, эти проблемы чужды. Странная планета Уэркаф, всегда обращенная к светилу одной стороной. Странная цивилизация Аафемт, то взывающая о контакте грубо слепленным сигнал-пульсатором, то отвергающая его всеми наличными средствами. Вплоть до энергоразрядного оружия… Поговорить с ксенологами? Биссонет, скорее всего, тоже постарается уйти от контакта, хотя до стрельбы вряд ли дело дойдет. В крайнем случае все ограничится хлопнувшей дверью. А вот Вилга может и откликнуться на мои мысли вслух. Однако… Я плоддер. Мой удел отчуждение, тяжкий труд и раздумья о плоддерской чести. Которую я уже преступил многократно, согласившись на участие в миссии. Сказано: никаких контактов со Внешним Миром. Еще сказано: дело плоддерской чести выполнить свою работу любой ценой. Моя работа здесь — найти дольмен. А я его не нашел. И не найду. Потому что его здесь нет… И я буду бродить по кораблю, думать о дольмене, о чести, об отчуждении… обо всякой чепухе. А эти трое из Внешнего Мира исчезли. Как это соотносится с моей честью?»
Кратов поднял глаза. Он стоял перед входом в кают-компанию.
«Да будь же оно все проклято!»
— Долго ты будешь мельтешить у меня перед глазами? — недовольно спросил Вилга. — Я с ума сойду. Сядь, успокойся.
Биссонет прервал свои метания и застыл посреди кают-компании, обхватив себя руками за плечи.
— Вот и неделя прошла, — сказал он. — И что мы имеем в активе? Дилайт сгинул, о нем ни слуху ни духу. Аксютин едва не погиб из-за этого плоддера. А мы с тобой, два ксенолога высочайшего, галактического класса, сидим взаперти и скуки ради грыземся по пустякам. Ты не находишь такое времяпровождение непродуктивным?
— Нахожу, — согласился Вилга и потянул себя за ус. — Но ничего иного тебе предложить не в состоянии.
— Да за эту неделю я бы дома горы свернул! — страдальчески вскричал Биссонет, стремительно пересек помещение по диагонали и уперся лбом в теплую, обшитую пластиком под дерево, стену. — Клетка! Понимаешь, Юрий, нас с тобой по чьему-то злому умыслу заточили в клетку, как экзотических зверей. Наверное, с какой-то целью. Сначала заманили на эту чертову планету, а теперь…
— Не городи глупостей, — промолвил Вилга. — Ты себя только накручиваешь попусту. Вот опять на Кратова понес, а ведь он оказался прав. Хотя мы и не нашли дольмен, зато существует некрополь, а это уже стоит того, чтобы мы здесь побывали.
— Не стоит! — воскликнул Биссонет. — Одна минута моего времени стоит больше, чем все здешние некрополи, дольмены и могильники вместе взятые! За неделю мы свободно могли бы слетать на Землю и, если это кому-то действительно нужно, вернуться сюда снова. В конце концов, нас бы вызвали, случись что любопытное, хотя ничего любопытного здесь нет и быть не может…
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался Вилга. — Мы с тобой спокойно размышляем о возвышенных материях в своих лабораториях, разгуливаем по летнему саду под ручку с хорошенькими практиканточками, болтаем о пустяках, вечером идем на теннисный корт или на речку, а в это время Дилайт с Хаимом под конвоем Серебряных Змей… причем неизвестно, живы ли они еще в ту минуту?
— Так ведь у каждого своя экологическая ниша. И не надо лезть в чужую. Двенадцать лет назад я выбрал лабораторию, летний сад и… что там еще?.. теннисный корт. Ты, между прочим, тоже! Ну, а Дилайт счел, что будет лучше, если он станет как можно чаще подставлять свою голову под камнепад. Я преклоняюсь перед его мужеством, но свободу выбора следует уважать. В том числе и нашего с тобой выбора… И еще неизвестно, что в конечном итоге окажется целесообразней — мой размеренный быт или его ежеминутный героизм!..
Кто-то негромко кашлянул. Биссонет порывисто обернулся. На пороге кают-компании стоял Кратов и с подчеркнутым безразличием рассматривал его стеклянными своими глазами. Биссонет замер с приоткрытым на полуслове ртом, лицо его, как всегда в минуты волнения, пошло красными пятнами. И тут уж ничего не мог он с собой поделать. Ни подавить своего смятения, ни хотя бы скрыть его. Будто выработался у него на присутствие плоддера некий условный рефлекс.