— Безумное поверие, — пробормотал Биссонет. — Достойное этих идиотов. Неужели на всех их суицидальных обрядах не нашлось никого, кто бы воочию убедился и донес до остальных, что нет и быть не может никакого имаго?
— Полагаете, Мерцальники — выдумка?
— А вы полагаете иначе?!
— Но ведь кто-то же должен управлять гравитационной машиной!
— Почему обязательно должен? Может быть, десятки тысяч лет никто ею уже не управляет! Да, были у нее хозяева, но сгинули, вымерли. Остались одни только биотехны-мутанты… разных размеров Стражи. Стерегут заброшенное барахло невесть от кого.
— Опять вы за свое? Но дольмен-то пропал!
— Ну, и не было никакого дольмена! И гравитационной машины нет, вы все придумали! А я, дурак, распустил нюни, поверил вашим басням о смене полушарий, да еще горячечному бреду этого сумасшедшего о Мерцальниках.
— Флюгер вы, — сказал Кратов, распрямляясь. — Ничего своего за душой, все надуто ветром. Лучше было бы вам улететь на Землю. Лепить свои игрушечные модели, которые никому на хрен не нужны. Холить бороду и нагуливать зад. Будь здесь настоящий ксенолог — Дилайт или хотя бы Павел Аксютин…
— А я, по-вашему, фальшивый?! — взревел Биссонет. — Кто вы такой, чтобы судить? Люмпен, отброс, плоддер! Мои модели во всем научном мире!..
— Подите вы, — отмахнулся Кратов. — В плоддерах я всякого насмотрелся, но вящего засранца еще не встречал. И запомните одно: отсюда я, так и быть, вас вытащу. Но упаси вас Бог попадаться мне на глаза на корабле!
— Вот уж когда мы доберемся до корабля… — начал было Биссонет.
И осекся.
От лица его отхлынула кровь. Медленно отвисла челюсть. Медленно поднялась рука и медленно же простерлась туда, где белели останки Тьмеона.
— МЕРЦАЛЬНИК, — выдохнул Биссонет.
Кратов обернулся.
Над распавшимся скелетом неподвижно парила ослепительно-белая бесплотная фигура. Лоскут свежевытканного тончайшего шелка. Или же клочок атласной бумаги на черном бархате. Потому что в сравнении с этой чистой белизной любой сумрак до предела сгущался и виделся именно черным бархатом… Слегка присобранные кисейные края фигуры волнообразно колебались, словно от невидимого сквозняка, временами задевая нижней кромкой осклабившийся череп…
— Биссонет, — прошептал Кратов. — Я его узнал. Тогда, в дольмене, были Мерцальники.
— Типичный плазмоид, — бормотал ксенолог. — Кто бы мог поверить… Но откуда он здесь… в поле естественного тяготения? Он же неминуемо должен разрушиться!
— Мерцальники управляют целой планетой. Им ничего не стоит создать любое поле тяготения для себя.
— Но эта гравитационная машина построена на иных принципах, вовсе не для плазмоидов! Как они могут управлять ею, а самое главное — чем?! У них же нет рук!
— Гравитационная машина одного возраста с планетой. Наверняка ей несколько миллиардов лет. Мерцальники не всегда могли быть такими, как сейчас — вспомните Малого Стража. У которого есть руки… Они обратили себя в плазмоидов. Чтобы управлять машиной, им достаточно ориентированных полей. Или даже телепатических приказов.
— Кто бы мог поверить… — повторил Биссонет.
Кратов, как завороженный, сделал шаг по направлению к ослепительно-белой фигуре. Она и в самом деле околдовывала, манила к себе. Хотелось приблизиться, протянуть руки, ощутить кожей эту прохладную колеблющуюся поверхность.
— Назад, — сказал Биссонет. — Вы что?
— Не знаю, — ответил Кратов, сражаясь с собой. — Заговорить с ним. Пусть прочтет мои мысли, как читает в головах у Видящих Внутрь. Может быть, он поймет…
— Что, что поймет?! — прохрипел Биссонет. — Назад! Вы спятили! Это чужой разум, абсолютно чужой, у нас с ним нет ничего общего, ни единой точки соприкосновения! Если бы он был способен что-то понимать, то разве допустил бы хоть одно Очищение?! Ему безразлично, живы мы или нет. Может быть, он даже предпочитает, чтобы мы… как Тьмеон… Может быть, он питается некротической энергией! И вместе с остальным гадюшником нарочно превратил бедных Аафемт в стадо безумцев, одержимых жаждой смерти! Не смейте даже приближаться к этой мрази со своими мыслями!..
— Да, верно, — упавшим голосом сказал Кратов. — Я снова не могу читать его эмоциональный фон. У него иные эмоции.
— Уйдем, Кратов, — зашептал Биссонет и потянул его за рукав. — Пока он занят не нами… Но, ради Бога, смотрите, смотрите во все глаза и запоминайте, такая удача не выпадает дважды!
Они попятились к выходу из зала, неотрывно глядя на Мерцальника. Тому, казалось, и в самом деле было не до них. Не сдвинувшись ни на миллиметр, он продолжал висеть над костяком и облизывать его череп.
— Прочь отсюда, наверх, — торопил Биссонет. — Пока я не взорвался от впечатлений. Сам дьявол не знает, какую модель строить для этого мира…
— Лучше бы вы придумали, как нам открыть люк, — буркнул Кратов.
Напоследок он обернулся, чтобы еще раз увидеть фантастическую картину. Все эти самосветящиеся трубы и неведомо что демонстрирующие приборы. Стаи серых полотнищ, что бесшумно резали накаленный воздух под высокими сводами. И Мерцальника.
Он споткнулся на ровном месте.
…Это было мимолетное ощущение, неожиданно для него возникшее и тотчас же прекратившееся. И не нашлось бы слов, чтобы описать его человеческим языком.
Полная отчужденность. Странный, гнетущий мир враждебных видений, которые хочется разрушить, смести одним усилием и впредь о них не вспоминать. Но этого нельзя делать, ибо разорвется единое поле мысли и нанесенная рана долго не зарастет. Брезгливая жалость к слабым, немощным, разобщенным и потому неспособным на высокий полет мысли созданиям. Неприятное осознание личной несвободы. Жгучее, неодолимое желание исполнить все обязательства и поскорее уйти. Вернуться туда, где хорошо. Где всегда легко, светло и радостно. Где нет нужды вспоминать о неприятном, о том, что кануло в потоки вечности без возврата. Где все в каждом и каждый во всех. И нет прошлого. И незачем заботиться о будущем. Есть только спокойное море настоящего. В нем растаяла мутная река прошлого, из него же истекает чистый ключ будущего…
…И было видение. Две нелепые, несуразные твари, каким-то чудом очутившиеся там, где им быть не положено. Жалкие, отвратительные, ни на что толком не годные. Движущаяся клоака, распространяющая вокруг себя одни только ядовитые миазмы. Переполненная страхом и жаждой бегства в свой убогий мир. И хотелось, чтобы так и было, чтобы твари поскорее сгинули, вернулись туда, откуда явились…
— Кратов, назад!
Зеркальные стены ожили. Дрогнули, задышали, вскипели, будто лавовый поток. Вспучился пол. На потолке набух и прорвался гигантский нарыв.
Вход на контрольный пост на глазах зарос камнем, сам собой разгладился, и на его месте образовался глухой тупик.
— Да вы никак уснули! — возмущенно сказал Биссонет. — Вас едва стенами не сжевало!