— Ну что вы там? — спросил Пазур. Его резкий недовольный голос наполнил собой все небольшое пространство тамбура, до боли гулко отдаваясь в ушах.

— Потише, мастер… — прохрипел Костя.

— Что, что?!

— Убавьте громкость, мастер, — попросил Ертаулов, стоявший над Кратовым. В таком же, как и он, неуклюжем горбатом скафандре высшей защиты, модель «Сэр Галахад».

— Ага, — сказал Пазур и добавил уже тише: — А вы не молчите. Комментируйте каждое свое действие.

— Я пытаюсь слезть в переходник, — сообщил Костя задушенно. — Но никак не найду дна. Сколько там метров?

— Навигатор, — сказал Пазур с презрением. — Это я обязан тебя спрашивать, какова высота трюма. А ты — отвечать. Во сне, в объятиях девушки, в свободном падении с крыши дома…

— Вспомнил, — сказал Кратов. — Четыре метра.

— То-то же. Люк у тебя под ногами.

— Понял. Па-а-адаю…

Костя разжал пальцы и мягко, насколько позволял скафандр, приземлился на обе ноги. Непроизвольно ойкнул — мышцы затрещали от перегрузки.

— Компенсаторы бы сюда, — пробормотал он сконфуженно, увидев тревожное лицо Ертаулова в круге света над головой.

— Кратов спустился, — объявил тот. — Теперь я.

— Да уж неплохо было бы, — язвительно заметил мастер.

Лицо Стаса пропало, зато появились ноги в тяжелых ботинках с магнитными подковами. Костя бережно подхватил Ертаулова. На плече у Стаса висел моток страховочного фала.

— О! — крикнул Ертаулов в темноту трюма. — У!

Темнота молчала.

— Мы над люком, — сказал Костя. — Сейчас закрепимся понадежнее.

— Пока вы копаетесь, напоминаю задачу еще раз, — проговорил Пазур. Связи с Третьим, видимо, не будет. Держите контакт через фал.

— Один рывок — все хорошо, — отозвался Ертаулов. — Два — опасность.

— Тогда Третий немедленно возвращается, а Второй ему помогает, ни в коем случае не покидая трюма.

— Чем это я ему помогу из трюма? — проворчал Костя, пристегивая фал к одной из настенных скоб.

— Дружеским участием, — огрызнулся Пазур. — Вытягивать его будешь. Сильно и в то же время ненавязчиво, чтобы не оборвался. Если все сложится благополучно, то через пять метров от люка Третий наткнется на кожух гравигенераторов. Он идет вдоль кожуха влево, пока не почувствует пустоту. Там будет монтажный люк, я его открою загодя. Третий входит в люк и начинает осмотр схемы. Освещение ему я обеспечу. Наверное, при этом восстановится связь.

— Мастер, я все прекрасно помню, — сказал Ертаулов.

— Закрепились, — сказал Кратов. — Можно приступать.

Над ними с лязгом сомкнулась изолирующая перепонка.

Они стояли над огромной диафрагмой грузового люка, касаясь друг друга плечами. Ертаулов повернул голову, и сквозь узкое прозрачное забрало шлема Костя увидел его глаза. Они были спокойны.

— Стас, может быть, все-таки я?..

— Костя, брат мой по веревке! Что ты, в самом деле? Все будет хорошо. Я замечательно умею ползать по стенкам вниз головой.

— То, что ты наплел мне тогда… про камикадзе… это было серьезно?

Глаза Ертаулова повеселели.

— Не очень. Просто мне сильно хотелось хотя бы в чем-то тебя обойти.

— Гляди, звездоход, — сказал Костя с некоторым облегчением. Пропадешь — голову оторву.

— Договорились.

У самых ног медленно вскрывался люк. Расходились тяжкие броневые пластины, а за ними НЕ БЫЛО НИЧЕГО. Все та же серая пелена, совершенно непроницаемая, будто к овальному отверстию люка был прижат лоскут плотной ткани.

— Давай, Второй, погордимся на пару, — сказал Ертаулов. — Сейчас мы первые во всей Галактике сможем пощупать экзометрию руками.

— А еще лучше — ногами. Как купальщик холодную воду.

— Чувствуешь, даже воздух из трюма не уходит.

— Некуда ему уходить…

— Как ваши дела? — спросил невероятно далекий голос Пазура.

— Сносно. Начинаем выход.

— Удачи вам, — пожелал из своего далека мастер.

Кратов сдавил пальцами закованное в латы плечо товарища.

— Стас, ты мне обещал.

— Помню, Костя.

Кратов уперся ногами в комингс, спиной в стену, плотно сжал в ладонях свитый в кольцо фал. Ертаулов присел на край люка и опустил ноги в серое ничто.

— Порядок, — сказал он. — Никто за пятки не хватает. Представляешь, Второй? Рашуля сейчас спит, а потом ведь ни за что не простит нам, что мы без нее вошли в историю!

— Скорее, влипли, — усмехнулся Костя. — Так у тебя ничего не получится, никуда ты не войдешь. Нужно головой вперед и — как ящерка, на четырех точках, топ-топ до самого кожуха.

— Разумно, — похвалил Стас.

Он неуклюже встал на колени и медленно погрузился в экзометрию по плечи. Потом по пояс… Перевалился через комингс всем телом и пропал. Костя поспешно дернул фал. Последовал ответный рывок.

— Мастер! Ертаулов за бортом.

— Понял, Второй.

8

Костя напряженно прислушивался, не донесется ли до него голос Ертаулова, пусть слабый, искаженный помехами. Ничего. Да было бы и странно, если ко всем сюрпризам вдруг обнаружилась бы радиопроницаемость экзометрии.

«Наверное, здесь подошли бы гравитационные сигнал-пульсаторы, — думал Костя. — Но никому еще не взбредало на ум снабжать «галахады» такой техникой. Не умеют, что ли? Скорее, не было нужды. Мы со Стасом только что создали прецедент, и кто знает — может быть, теперь этим займутся… Как он там? Ну-ка, дернем. Есть ответ. Интересно, что он сейчас там видит? Ни зги, наверное. Работает наощупь. А если он и не ощущает ничего? Нет, это уж ни в какие ворота, работать без всякой обратной связи с реальностью немыслимо. Или мыслимо? Только Стас, вернувшись, расскажет…»

Рывок — ответ…

«Что я знал о нем все это время? Стас — врун, болтун и хохотун. Разыграть кого-нибудь, ввязаться в крутую авантюру — это без него не обойдется. Веселиться — так всю ночь, плясать — так до упаду. Влюбляться так безнадежно… Ну, и какую полезную информацию нам это дает? Что за человек открывается за такими причудами? Я никогда об этом не задумывался. Мы не принимали его всерьез. Девушки не принимали его всерьез. Учителя не принимали его всерьез. А он, наверное, очень хотел этого. Напускал на себя важность, выпячивал челюсть, делал суровую мину и стальной взгляд. Поначалу это производило впечатление — пока он не раскрывал рта. Кто же придает значение внешности, если из красиво очерченного, мужественного рта льется сплошной, как говорит мастер, вольнотреп?.. Быть может, этот отчаянный нырок в экзометрию для Стаса — спасительный шанс раз и навсегда поломать свой образ. Потом, когда он вернется, его можно будет воспринимать по-разному. Но за ним вечно будет стоять этот фантастически смелый поступок. Без надежды на удачу… И отныне принимать его придется только всерьез».