— У меня впечатление, будто вы о чем-то сожалеете. Но вы сами направили меня на этот путь. Разве был в этом резон, если вы не верили в успех? Вы говорите, что я не человек. Но вы сами привели меня к голубому контейнеру. Или вы ожидали иного эффекта?
— Ты прав… — голос Пазура казался усталым. — Все это сделал я. Прости меня, Кратов.
— Простить — за что? Я счастлив. Я могу лишь благодарить вас. Вы слышите меня, мастер?
В тесный закуток, расчищенный Кратовым возле контроллера, ворвался знакомый надменный голос когитра:
— Внимание. Начинаем процедуру ухода. Я буду транслировать вам параметры работы гравигенераторов и фактические отклонения. Это будут пары цифр, разделенные интервалом в четыре миллисекунды. Трансляция начнется в момент ноль. Начинаю обратный отсчет. Десять. Девять. Восемь…
Кратов втиснулся в свободное пространство перед контроллером, не слишком удобно уперся спиной и ногами в какие-то выступы и стержни, зафиксировал себя так, чтобы никакими пертурбациями его нельзя было своротить с места и оторвать от работы. Прикрыл глаза, наложил пальцы на сенсоры панели подстройки. Послал короткий сигнал кристалломозгу: «Как ты там, готов?» Ответ последовал немедленно и, как померещилось Кратову, обрадованно: «Со мной порядок!»
— Два… один… НОЛЬ.
«Гиппогриф» закричал, будто раненый гигант. Но никто не мог услышать этого крика, кроме Кратова.
Они уходили. На покалеченном корабле, на одной секции. Отдирая от себя липкие, мертво вцепившиеся в мини-трамп серые лапы экзометрии. Напролом, на пределе возможного.
Домой, в субсветовое пространство.
Мир запрокидывался, змеился трещинами, плавился и отекал, как восковая свеча. Мир умирал.
Кратов умирал вместе со своим миром.
Но слух еще не отказал ему, а пальцы без промедления отсылали команды контроллеру. Всем этим управляла программа.
Пары цифр. И пустяковые миллисекунды между ними.
Крик корабля, взрываемого изнутри пространственными деформациями. Стон гравигенераторов, четырехкратно превысивших обычную нагрузку.
Боль. Тень подступившей смерти.
…Кратов пропустил момент, когда когитр начал транслировать пары нулей. Сам он бездумно, автоматически передавал эти нули контроллеру, не сознавая, что тот не может, да и не станет на них реагировать. Не было у него сил осмыслить, что же эти нули обозначали.
«Цель достигнута, — наконец встрепенулась программа. — Оптимум. Задача решена».
И тогда ожил и заработал последний сегмент, оставшийся от давно сгинувшей без следа программы-бустера. У этого сегмента тоже была своя цель. Вернуть все в исходное состояние. Разорвать наведенные за это время новые, прежде не существовавшие нейронные связи. Замести следы всякого вмешательства в мозг. Стереть любые о том упоминания.
Кратов в ужасе очнулся. Оторвал пальцы от сенсоров. Забился в конвульсиях, раздирая одежду и кожу о торчащие отовсюду острия. Взвыл от невозможности что-то изменить. «Нет! Я не хочу! Оставь это мне! Не-е-ет!..»
Ледяная волна катилась по его памяти, круша и сметая только что выстроенные хрустальные замки.
Он ударился головой о металлическую переборку. Еще и еще раз. Лишь бы прекратить это саморазрушение. Или умереть.
Яркая вспышка перед зажмуренными глазами. Круг, рассеченный натрое радиальными лопастями.
А затем, сразу, без перехода, бархатная темнота.
Чье-то лицо, полускрытое щитком светофильтра.
— Кратов! Ты меня слышишь?
«Слышу. И вижу. Я жив. Я все помню. Все?.. Меня зовут Константин Кратов. Мне двадцать один год. На Земле меня ждет мама. Брат Игорь ждет меня в Галактике. Юлька, Юлия не ждет меня нигде… Я второй навигатор мини-трампа «пятьсот-пятьсот». Мы угодили в переделку. Но, похоже, выкарабкались. Благодаря мне. Но где я сейчас, непонятно. На мне скафандр. Я стою на своих ногах… впрочем, в «галахаде» стоял бы и безногий, и мертвый… и плохо соображаю. Может быть, все это — предсмертный бред? Или посмертный? Да нет, я жив. И сам себе кажусь вполне нормальным человеком. Все сумасшедшие мнят себя нормальными… Что, наконец, происходит?»
— Слышу. И вижу. Что, наконец, происходит?
— Корабль разгерметизирован. Ход мы тоже потеряли. Не то гравигенераторы запылили окончательно, не то от перегрузки спятил контроллер. Мы дрейфуем в субсвете и во всю мочь зовем на помощь. Как ты себя чувствуешь?
«А Бог знает, как мне полагается себя чувствовать после всего…»
— Сносно. Будто меня недавно вывернули наизнанку, как варежку, а потом снова ввернули.
— Как голова?
— Болит. А что?
— Ты ничего не забыл?
— Похоже, нет… Почему я должен что-то забыть?
— Помнишь, что ты вытворял с контроллером?
— Конечно! Я управлял им вручную. И у меня неплохо получалось…
— Ты работал быстрее когитра.
— Правда?! Никто же этому не поверит. Даже я сам.
— И правильно не поверят. Потому что так не бывает.
— Но это же было! Я сделал это… хотя и не понимаю как.
— Хорошо, мы еще обсудим сей замечательный феномен, — Пазур отстраняется и, переваливаясь на ходу, удаляется на свое место за мертвым пультом, у слепых экранов.
Его сменяют две неуклюжие фигуры в таких же скафандрах… Но почему две?!
— Стас! — Кратов беззвучно шевелит губами, трудно подыскивая уместные в этой ситуации слова. — Что ты тут делаешь? Ведь ты…
— Ну, договаривай. — На бледном, иссохшем лице Ертаулова проступает слабая тень улыбки. — Погиб, что ли? Не более, чем все мы.
— Но я вытащил обрубок фала…
— Представь, и я тоже. Потянул фал, чтобы поболтать с тобой, а он перерезан.
— А дальше?
— Дальше мистика, Костя. Был момент, когда я ощущал, что раздобрел не меньше чем на миллион тонн. Меня оторвало от корабля, будто пушинку ветром сдуло. Я закрыл глаза, мысленно пожелал всем счастливой и долгой жизни, а затем… очутился на центральном посту.
— Со мной произошло нечто похожее. Я был на грани смерти. А очнулся здесь. В скафандре!
— Ребята, не надо! — жалобно говорит Рашида. — Страшно вас слушать.
— Пустяки, Рашуленька, — отвечает Стас устало. — Наши страхи позади. Я всегда утверждал, что на Костю можно положиться. Он и не подкачал, выволок нас из экзометрии на своих широких плечах. Скоро нас разыщут и снимут с этой развалюхи.
— Костя… — ладонь Рашиды в металлической перчатке касается его груди.
И тоскливое, тягучее безразличие рождается в нем. Нет, никакие противоестественные силы уже не отталкивают его от девушки. Теперь он знает, в чем первопричина его душевного разлада. Колдун Харон наложил на него заклятье, но не вытравил до конца память об утрате. И эта память жила и как могла сражалась с новыми, только зарождающимися чувствами. А теперь она победила. Давно замечено: тень смерти сближает людей. Но смерть покружила над головой, всплеснула холодными крыльями и унеслась по своим делам. И больше ничто их не соединяет.