Он указал на оставшийся позади лагерь.
— Одежды? — Десвендапур опустил скри!бер и еще раз оглянулся.— Ты хочешь сказать, люди убивают животных и снимают с них кожу, чтобы другие люди могли ее на себя надеть?
— Ну да, примерно так.
Чило пригляделся, нет ли впереди муравьев, змей или кусачих жуков, и раздвинул густую ярко-зеленую листву.
— Но ведь у людей уже есть своя кожа! И потом, насколько я могу видеть, ваша текстильная промышленность создает вполне удобные искусственные ткани, которые защищают ваш мягкий, чувствительный внешний покров от стихий. Зачем же кому-то кутаться в кожу других живых существ? Быть может, подобное действие имеет некое религиозное значение?
— Ну, кое-кто к этому действительно относится похоже,— невесело усмехнулся Чило.— Мне случалось видеть богатеев, которые смотрят на моду как на религиозный культ.
— И едят плоть мертвых животных!
Десвендапур попытался передать свое отвращение, но он еще не настолько хорошо владел человеческим языком, и потому ему пришлось ограничиться жестами.
— Нет. Остальную часть животного такие люди выбрасывают.
— То есть каждое существо убивают только ради его эпидермиса?
— Угу. Правда, иногда продают еще клыки и когти. Ну как, вдохновляет?
— Все это звучит очень мерзко и первобытно. Загадочная смесь утонченности и дикости является частью того, что характеризует вас как весьма странную расу.
— Ну, тут я спорить не стану.
Хотя Десвендапур без труда поспевал за Чило и даже со сломанной ногой двигался по лесу куда ловчее двуногого, он тем не менее осведомился, почему они так спешат.
— Люди, которым принадлежит лагерь, пристрелят нас так же легко, как представителя вымирающего вида животных. Браконьерство в заповеднике наказывается полным промыванием мозгов и принудительным программированием общественно приемлемого поведения. Такого даже я бы не потерпел, а уж тот, кто ощипывает попугаев и сдирает шкуры с диких кошек, и подавно не потерпит. Нас и так уже ищут твои сородичи. Этого вполне достаточно.
— Разве достаточно?
Чилос шумом втянул всебя воздух. Он мог бы попытаться обойти дуло ружья, направленного в его сторону, но, по всей вероятности, далеко бы не ушел.
Перед ними стояли двое: очень невысокие люди с очень большими акустическими ружьями. Кожа у них была цвета полированного золота, длинные черные волосы забраны в немодные нынче конские хвосты, одежду составляли тропические маскировочные комбинезоны, благодаря которым браконьеры почти сливались с кустами и стволами, перевитыми лианами. Дуло одного из ружей зависло в неприятной близости от носа Чило.
Он мог бы попытаться пригнуться, отбить дуло в сторону, попытаться выдернуть ружье или выхватить свой пистолет, если бы противник оказался один. К несчастью, их было двое. Второй стоял поблизости, но недостаточно близко, чтобы до него допрыгнуть, и тоже держал ружье наготове.
Рука Чило невольно дернулась к спрятан ной под курткой кобуре. Браконьер, стоявший напротив, ничего не сказал. Он только медленно покачал головой — и Монтойя поспешно поднял руки вверх.
Второй браконьер шагнул вперед. Он вытащил пистолет незнакомца, потом ощупал его одежду и снял с него рюкзак. Забросив на плечо вещи Чило, он сделал шаг в сторону и уставился на транкса.
— А это что за чертовщина, cabron?
Дуло ружья теперь чуть опустилось и смотрело Чило не в нос, а в грудь.
— Это инопланетянин. Транкс. Вы что, трехмерку не смотрите?
— А как же! — второй браконьер сухо хохотнул.— Только и делаем, что смотрим трехмерку. А еще принимаем морские ванны и делаем сеансы массажа.
— Мы тут живем тихо и ничего не знаем,— пояснил браконьер, взваливший на плечи чужой рюкзак.— Все наши предки так жили, и мы так живем. Нас с Апесом такая жизнь вполне устраивает.
Его взгляд потемнел.
— До тех пор, пока всякие проныры не начинают совать нос в наши дела.
Он опустился на колени и принялся рыться в содержимом рюкзака. Через некоторое время поднял голову и взглянул на товарища.
— Это не лесничий. И не ученый.
Он встал и окинул Чило задумчивым взглядом.
— Это pesadito, никто.
Его товарищ качнул ружьем.
— Хорошо. Значит, никто его и не хватится.
Жесткий, немигающий взгляд устремился на спутника напрягшегося Чило.
— А со здоровенным жуком чего будем делать?
Он ткнул вора стволом в живот.
— Где ты его взял, мужик, и какая тебе с него польза?
— Ага,— поддакнул второй браконьер.— И вообще, что инопланетная уродина делает в таком месте, как заповедник? Она земшарский понимает?
Нервно косясь на ружья и выжидая удобного случая, Чило мучительно соображал.
— Нет, конечно, не понимает. Вы только взгляните на него! Какой земшарский, шутите, что ли? Не понимает ни слова.
Он обернулся и сделал страшное лицо, как бы предупреждая Десвендапура: «Только вякни что-нибудь!»
— Его сородичи объясняются жестами. Вот, глядите.
Он поднял обе руки и принялся складывать из пальцев разные фигуры. Поэт неприязненно следил за шевелящимися пальцами человека. Он не вполне понимал, что собираются делать эти двое, но оружие, направленное на Чило, вряд ли могло быть признаком дружелюбных намерений. Их высказывания насчет его внешности Десвендапура нимало не задели, но их слова, которые, вопреки уверениям Чило, поэт понимал прекрасно, внушили сильную озабоченность. В человеческой мимике транкс пока слабо разбирался, но намерения Чило были достаточно очевидны. В странной ситуации может оказаться полезным, если он сделает вид, будто не понимает, о чем идет речь…
И он подыграл, ответив на бессмысленные жесты человека своими, напротив, весьма красноречивыми. Никто из людей не мог понять, что имеет в виду пришелец, но это было неважно. Главное, что они поверили, будто Десвендапур с Монтойей действительно так общаются.
— Что оно говорит? — осведомился ближайший из браконьеров.
Чило снова обернулся к ним.
— Инопланетянин хочет знать, чего вы собиратесь делать. По правде говоря, я и сам бы хотел это знать.
— Да пожалуйста! — охотно откликнулся второй браконьер.— Сейчас мы убьем тебя, потом его, потом бросим оба трупа в реку.
И дуло второго ружья уставилось на поэта. Тот хранил молчание.
— Но вы же не собираетесь и впрямь нас убить! — пробормотал Чило, стараясь сладить с дрожащим голосом. Он никогда прежде никого ни о чем не просил и не намеревался начинать теперь, но и умирать тоже не намеревался.
Ближний браконьер глянул на своего коллегу и нехорошо улыбнулся.