— Месяц — это много.
— Ник сказал «в течение месяца», вполне возможно, нам нужно продержаться всего пару недель.
Некоторые верхолазы вздохнули с облегчением — ненавистная тварь скоро умрет, однако Доусон смотрел дальше коллег.
— Смерть Сорок Два не очень поможет.
— Она будет иметь моральное значение, — подтвердил президент СБА. — К сожалению, механизм запущен, и справиться с тритонами будет непросто.
— Сколько же нам еще сидеть в дерьме?
— Справиться с «синдином» и подпольным производством «поплавков» до конца не удастся, поэтому атаки тритонов станут вечными, — честно заявил Моратти. — Но нынешний кризис мы преодолеем.
И дал незаметный знак вносить следующую перемену блюд.
В положении хозяина есть свои плюсы: ты сам режиссируешь разговор, вводя отвлекающие факторы. Верхолазы умолкли. Сначала потому, что в зал вошли официанты, затем — отвлекшись на еду. Моратти лично встречался с поварами и приказал вывернуться наизнанку, но приготовить такой обед, чтобы от запаха и вида подаваемой еды закружилась голова даже у прожженных гурманов. Судя по результату, затея удалась. Сначала высокие гости восприняли появление официантов с раздражением, однако игнорировать появившиеся яства не стали, взялись за приборы и… постепенно расслабились. Хорошая еда способна поднять настроение кому угодно.
Ник же, отдавая должное мастерству поваров, не забывал следить за гостями и, убедившись, что каждый из них выпил не менее бокала вина, легко, словно продолжая только что прерванную беседу, произнес:
— В действительности же, друзья, Сорок Два — лишь часть глобальных проблем, которые у нас имеются.
Попытка перевести разговор на другую тему удалась.
Первым среагировал Хаммер:
— Ты говоришь о флоте, что скопился у нашей Станции?
— В том числе.
— Мы обсуждали его появление полтора месяца назад, — припомнил Бернстайн. — Ты сказал, что государства тупо играют мускулами и опасаться нечего.
— У тебя есть новые данные?
— Говорят, ты встречался с китайцами.
— И с китайцами тоже, — хладнокровно подтвердил Моратти. — А еще с индусами, европейцами и вудуистами. Со всеми, кто направил корабли в Баренцево море.
— И что?
Вместо ответа президент СБА откинулся на спинку стула и обвел гостей медленным взглядом. Сейчас, когда они, переключившись на Станцию, на время забыли о Сорок Два, можно позволить себе чуть больше театральности.
— На основании последних переговоров я могу с уверенностью сказать, что в случае невыполнения их условий государства пойдут на штурм.
— Черт!
Вытянувшиеся лица верхолазов продемонстрировали, что новость, мягко говоря, не обрадовала.
— Ты уверен?
— Более чем.
— Но почему?
— Государства рвутся к технологии.
— Они получат ее после запуска.
— Сначала ее получат корпорации.
— Не сначала, а одновременно. — Хаммер тяжело посмотрел на президента. — Какой у государств повод?
Объяснить жесткую позицию простым желанием заполучить новую энергию нельзя. Верхолазы, даже пребывающие в панике от действий Сорок Два, не потеряли способность думать и анализировать ситуацию. Штурм Станции, даже его угроза — это открытый вызов Анклавам, и для таких действий должна быть веская причина.
— Если я правильно понял, то вывод такой: победили паникеры, — объяснил Моратти. — Завеса тайны, которая окутывает строительство, заставляет государства нервничать, они боятся, что Мертв… что Кауфман создает глобальное оружие.
— Чушь!
— В свое время мы тоже так думали, — кисло заметил Бернстайн.
— До тех пор, пока наши эксперты не провели детальный анализ.
— У государств нет столь же умных ребят, какие есть у нас.
— Но ведь мы делились с ними результатами расчетов.
— Они не обязаны нам верить.
Доусон жестко посмотрел на Моратти:
— Что мы можем?
— Ничего.
Нечасто собравшиеся в «Эдельвейсе» толстосумы слышали столь категорический ответ. Ничего? Это они-то ничего не могут?!
— А если подумать?
— Если подумать, то даже меньше, чем ничего, — мрачно продолжил Ник. — Мы не в состоянии вести войну, наше положение обусловлено научным, а главное — экономическим превосходством над государствами. Мы контролировали экономику планеты, но сейчас Сорок Два сводит это преимущество на нет.
— Нас лихорадит, — буркнул Ван Перси.
— Называй вещи своими именами, дружище, — мы в кризисе, — зло усмехнулся Бернстайн.
— И политиканы решили вывернуть нам руки.
— Или добить.
— Ник прав: сейчас мы не сможем засунуть их в экономическую задницу по той простой причине, что сами в ней сидим.
— Можем.
— Но потеряем до черта.
— Больше, чем на Станции?
Моратти понимал — верхолазы считают, проводят предварительный анализ, пытаясь понять, что им выгоднее.
Хитрые москвичи добились того, что в Станцию вложились все независимые корпорации. Все планировали урвать жирный кусок, а многие выдали «Науком» и дополнительные займы, исчислявшиеся миллиардами юаней. Теперь же властители транснациональных монстров пытались сообразить, при каком развитии событий они потеряют больше.
— Это вопрос переговоров, — хмыкнул Хаммер. — Мы, конечно, в кризисе, но если поднатужимся, то сумеем обрушить тот клубок противоречий, который все называют мировой экономикой. Правительства не могут это не понимать.
— Хочешь сказать, что у нас есть козыри?
— Лечь под государства мы всегда успеем. Вопрос в другом: если их пугает Мертвый в роли царя горы, необходимо развеять эти сомнения.
— Провести экскурсию по Станции?
— И детально объяснить ее устройство.
— Ты веришь Мертвому?
— Я вынужден верить, поскольку серьезно вложился в строительство.
— С чем тебя и поздравляю.
— Ты, насколько я помню, тоже не остался в стороне.
— Парни, парни, вы спорите не о том. Нам нужна концепция.
— И встреча с политиканами. Нужно выбрать переговорщиков и вправить этим придуркам мозги.
— Будем защищать Мертвого?
— Свои инвестиции.