— Я думаю, поэтому он не скупится, — произнесла женщина. — Заказчик знает, что скоро деньги превратятся в бумагу.
Деньги! Возможно, это поможет?
— У нас будут деньги, — напомнил Кристиан. — Давай уедем в какую-нибудь глушь? Ты и я. Может, прихватим Жозе, если пообещает хорошо вести себя. Забьемся в угол и подождем, пока мир не очухается.
— Ты знаешь такой угол?
— Найдем.
— Все в огне, Крис.
— Он назвал альбом «Хаосовершенство». Хаоса достаточно, и я уверен, что где-то есть совершенное место. Не спятившее.
— Рай для верхолазов?
— А вдруг Заказчик поможет добраться до него?
— Ему плевать на нас.
— Найдем свое место, свой угол. Ты и я.
Агата изо всех сил прижалась к мужчине.
— Я… я хочу тебе верить…
— Вот видишь! Все будет хорошо… — Стук в дверь заставил Кристиана недовольно поморщиться: — Кто там?
— Ты спишь?
— Твою мать, Жозе, какого черта?!
— Так и знал, что не спишь. — Гомеш приоткрыл дверь и улыбнулся торопливо прикрывающейся простыней женщине: — Привет, Агата.
— Иди к черту.
— Чего надо? — грубо спросил фотограф.
— Китайцы врезали индусам, безы втянулись, а в это время малайцы и Вуду пошли на корпоративный периметр.
— Большая драка? — Кристиан подскочил с кровати и схватился за одежду.
— Не то слово, — подтвердил Жозе.
Агата всхлипнула.
— Я должен это видеть. — Кристиан посмотрел в окно: рассвет, света вполне достаточно, а скоро будет еще больше. — Передай парням, чтобы готовились, — мы идем работать.
— Крис, не надо.
В голубых глазах страх. За него или за себя?
Фотограф улыбнулся:
— Все будет в порядке. — Наклонился. Поцеловал. — Ты мне веришь?
— Когда ты говорил, что хочешь со мной уехать, — верила. Теперь… — Агата сжала кулачок. — Все-таки ты больше зеркало, чем человек.
Понятливый Жозе выскользнул за дверь.
— Я люблю тебя. Но сейчас я должен быть там.
— Почему?
— Потому что я человек, но и зеркало тоже.
Разве ты не понимаешь, любимая? Если мир в заднице, кто-то должен это показать. Не в хронике, а в застывших капельках мгновений. Не в документах, а в искусстве.
— Слишком опасно! — Она не хотела его отпускать. Боялась. И за него боялась, и за себя. — Я имею право дать приказ на эвакуацию.
— Ты же сама сказала, что везде творится то же самое. — Брякнул, не подумав, да еще и рассмеялся, как ему показалось — ободряюще. — Я должен видеть эту драку, а потом мы сразу уедем.
Кристиан еще раз поцеловал Агату в губы, подхватил «шиву» и выскочил из спальни. Исчез, оставив на прощание лишь эхо слов.
«Везде творится то же самое… Везде творится то же самое… Везде…»
Агата всхлипнула и включила коммуникатор. Война. Ошарашенный журналист указывает на горящие дома и столбы дыма. Чэнь Чжантин, директор сингапурского филиала СБА, призывает к спокойствию, но бледен, глаза бегают…
«Везде творится то же самое… Везде творится то же самое… Везде…»
В центре Анклава Москва не утихают бои. В Марселе продолжаются столкновения между вудуистами и арабами. Шанхай окружен войсками Народной республики, Председатель заявил, что если в Анклаве вспыхнут беспорядки, он нарушит Положение и введет военных для спасения людей…
«Везде творится то же самое… Везде творится то же самое… Везде…»
Агата взяла с тумбочки пачку сигарет, вытряхнула одну — подцепить не удалось, уж больно руки дрожали, — и с третьей попытки закурила. И снова всхлипнула, глядя на экран коммуникатора. На злую реальность, которую человек-зеркало пытается отобразить своим искусством.
* * *
Анклав: Цюрих.
Территория: Альпийская Поляна.
«Замок Ван Глоссита».
Имея ниточки, нужно еще уметь сплести из них веревочку
— Мы с вами находимся в Новом Орлеане, на знаменитой площади Вуду, что раскинулась перед храмом Иисуса Лоа, — сообщил корреспондент с такой радостью, словно оказаться в центре миллионной толпы было целью всей его жизни. — Как видите, она полна народу, и люди продолжают прибывать со всех концов Земли. Они хотят отдать дань памяти безвременно ушедшему лидеру, великому Ахо… — Камера показывала палатки и кучки спальных мешков. Разведенные в бочках костры и барабанщиков, что выстукивали траурные ритмы. И танцующих людей. Не зажигательные танцы, разумеется, а медленные, печальные. — Совсем скоро состоятся торжественные похороны, а вслед за ними архиепископы объявят имя нового настоятеля храма Иисуса Лоа. Нового духовного лидера Конфедерации Католического Вуду…
Моратти отключил звук, сдвинул «окно» с новостной лентой в левый верхний угол пятидесятидюймового монитора, внимательно просмотрел лежащие на рабочем столе «иконки» и выбрал одну из них, активизировав связь с отделом политической аналитики.
— Род!
— Да, господин президент! — немедленно отозвался ожидавший вызова начальник отдела.
— Что у нас с вудуистами?
— Это единственный прогноз, насчет которого я абсолютно уверен, господин президент: новым настоятелем станет Папа Джезе.
Время шло, однако картина не менялась: никто из честолюбивых иерархов Католического Вуду не спешил переходить дорогу баварскому архиепископу. Закоренелого интригана Моратти это удивляло, и даже объяснения Рода, досконально разобравшегося в хитросплетениях внутренней политики вудуистов, президента СБА не убеждали. Ну да, во главе церкви должен стоять сильный хунган. Ну да, Ахо был не просто сильным — великим. Ну да, ходят слухи, что Папа с ним разделался в бою один на один. Ну и что?! Какое отношение вся эта метафизика и культ хунганской силы имеют к абсолютной власти, что стоит сейчас на кону? Адептам архиепископы головы морочат замечательно, молодцы, но ведь каждый из них обычный человек. На каждого в СБА есть досье: в какой семье родился, где учился, когда обозвал себя «колдуном»… Именно «колдуном» в кавычках, а не просто колдуном: Моратти был твердо убежден, что разговоры о сверхсиле высших иерархов Вуду — бред чистой воды. Потому и не понимал причину, заставляющую архиепископов признавать главенство Джезе.
— Считается, что Папа убил Ахо в открытом бою, а значит, именно он унаследует титул, — в очередной раз повторил Род. — Никто не рискнет бросить ему вызов.