Рощин разбудил посла, его жену и сына. Гема спала в другой квартире, вместе с Шамилем.
Рафик быстро оделся, хмуро выслушал Рощина, сказал:
— Я так понимаю, меня родные партийцы в очередной раз продали?
— В политике не разбираюсь, — сердито ответил Рощин. — Заберите свои вещи, возьмите жратвы и перебирайтесь в соседнюю квартиру.
Шамиль уже не спал, кормил девочку кашей. Увидев посла с семьей, парень недовольно сказал:
— Вроде договорились, здесь моя территория.
— Зайди, командир, — Рощин вернулся в квартиру Зарова, когда Большой распаковывал свой арсенал.
Шамиль тут же схватил пистолет, ловко передернул затвор.
— Не балуй, положи, — Юрий навис над парнишкой. — Тебе, как взрослому, ответственное задание поручают, а ты в войну играешь. Твои подопечные люди гражданские, им рядом воин необходим, дух поддержать. Если гости пожалуют, а ты из пистолета стрельнешь? Бандиты из “Калашникова” по двери полоснут, ты женщин подставишь, — Заров отобрал у Шамиля “Макарова”. — Каждый должен знать свой маневр. По мысли, в твою квартиру сунуться не должны. Если стрельба начнется, рано или поздно менты появятся. Ты, парень, человек бывалый, разберешься, кто есть кто. Дверь откроешь только гостям и сдашь своих подопечных. Ты малолетка, тебя не тронут, — боец взялся за цепочку, висевшую на шее Шамиля, сунул ему под нос пулю. — Не забывай, брат, ты мой должник.
Две легковые машины с автоматчиками остановились в квартале от дома Зарова. Иван Сыч из машины не выходил, давал последние указания:
— Значит, нам нужен дипломат с семьей, солдат можно мочить, но сначала я попытаюсь с ними договориться. Нам лишняя стрельба не нужна. Народ уже пополз на работу, вы свои “калаши” заверните.
Сыч поднялся к квартире, позвонил.
— Кого надо? — спросил Рощин, стоя за дверным косяком на случай прямого выстрела.
— Командир, давай решим дело миром. Никто тебе миллионов за дипломата не отвалит. Я даю вам по десять штук “зеленых” на брата, и вы тихо уходите, — сказал Сыч.
— А ты кто будешь? — поинтересовался Рощин.
— Я вроде старосты этого района, так что вы, милые, на моей земле.
— Главу администрации, ментов, госбезопасность отменили?
— А тебе чего? Они живут отдельно, я отдельно. Послушай доброго совета, бери деньги и уматывай. Неужто не навоевался?
— Хватило, — усмехнулся из-за двери Рощин. — Только что-то я вас, боевых, ни в Афгане, ни в Чечне не видел. Предложение твое подходящее, но лишь для дураков. Только мы из квартиры выйдем, вы нас из автоматов уложите. Так что приходи в другой раз, когда чего лучше придумаешь.
— А не пожалеешь? — Сыч ударил в дверь ногой, едва не выбив ее.
— Я обычно первым не стреляю, но будешь так себя вести, привычке изменю, — сказал Рощин.
— Не прощаюсь, — Сыч спустился по лестнице.
* * *
Когда Шамиль услышал выстрелы, то схватил столовый нож, взял за шиворот Гему. Насиба тронула безвольно за плечо мужа и опустилась на пол.
Рафик рванулся к дочери, Шамиль бескровными губами прошептал:
— Уйди, дипломат, я защищу лучше. Тащи сюда своего сына да подбери с пола жену, она лежит на линии огня.
Шамиль уложил детей под окном, а посла и Настю укрыл в ванной, сам встал у двери за косяк, поднял нож.
* * *
Бандиты сразу вырубили телефон, весь дом обесточили. Через несколько минут к квартире на цыпочках подошел помощник Сыча и тихо проклеил замочную скважину взрывчаткой. Дверь неожиданно открылась. Заров заранее отпер замок, привязал к ручке веревку, стоя за углом, дернул на себя, дал короткую очередь, уложил “минера”.
— А, мать твою! — выругался Сыч, стоявший на пролет ниже, поднялся на несколько ступенек, швырнул в открытую дверь гранату. Не только квартиру, тряхнуло весь дом.
— Посол с семьей могут выйти! — крикнул Сыч. Опытные бойцы находились в другой комнате, взрыв и осколки лишь изрешетили стены и нехитрую мебель.
— Староста, тебе только палатки грабить! — крикнул Рощин.
Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Рощин выглянул в лоджию, никого не увидел и на время о лоджии забыл.
А два боевика взломали дверь в квартире на этаже выше, заперли растерявшуюся хозяйку в ванной, накинули на перила “кошку”, приготовили веревки. Спуститься на лоджию Зарова было делом секундным.
Сыч полоснул из автомата вдоль крохотного коридора, влетел в первую комнату, упал на пол, прошил очередью дверь смежной комнаты.
— Мудак лежит на полу, — прошептал Заров, опустился на четвереньки, высунул из-за косяка ствол и дал по низу “слепую” очередь, но Сыча уложил наповал.
Но в лоджии за спиной Рощина и его товарищей уже стояли два автоматчика. С расстояния в пять-шесть метров не мог промахнуться даже слепой. Автоматные стволы вздрогнули, бывшие разведчики упали. Рощин перехватил пистолет в левую руку, одного автоматчика “снял”.
За окнами завыли милицейские сирены. Но было уже поздно. Лёха Большой был убит, Заров умирал, Рощин истекал кровью.
— Ни за что погибли, — прошептал Заров, кровь пузырилась на его губах.
— А в Афгане... В Грозном ты умирал за что... — Рощин поднялся на колени и рухнул.
Так закончили герои-интернационалисты свой последний бой.
Гуров опередил милицейские машины, но опоздал. Он вошел в квартиру, оглядел трупы и прошептал:
— Пересилил себя молодой вице, позвонил... Думал долго... Дела государственные, они тонкого подхода требуют.
Семья посла осталась в живых. Но ее судьба, как и судьба Шамиля, неизвестна.
Орлов выслушал нотацию министра. Гуров получил выговор. Генерал Зотов ушел на пенсию. Когда Закона нет — это самый легкий исход...
1 августа 1997 г.
Москва