– Некомпетентная я в таких вопросах. – Нина Владимировна сняла очки, указательным пальцем потерла переносицу. – Вы, голубчик, на верном пути, эта несчастная, конечно, в курсе. Она не первоисточник, ей сообщили. Кто? – она прикрыла глаза, назвала несколько квартир и фамилий. – Полагаю, я права. Однако, голубчик, эти люди вам правду не скажут. А вы, извините покорно, совсем не сыщик.
Котов тихо рассмеялся и ответил:
– Позвольте не согласиться, я вполне приличный оперативник, хотя бы потому, что служу у лучшего сыщика, какого знаю. И если названным людям что-либо известно, поверьте, они мне все скажут.
Полковник Крячко отловил Блондина и мгновенно узнал, что в группировке пропали Шестерка и Червь. Якобы они скрылись из Москвы, отказавшись выполнять какое-то задание руководства.
За обедом в кафешке Нестеренко сказал:
– Станислав, тебя учить, только портить. Сам прекрасно знаешь: если начало очень хорошее, жди кирпича на голову.
– Согласен, но выбора у нас нет, вперед, – ответил Крячко.
Они так же быстро получили на фигурантов установочные данные, а дальше уперлись в стенку. По месту жительства и среди некриминального окружения парней говорили разное. Наиболее распространенный ответ был «понятия не имею». Высказывались и различные взаимоисключающие версии. Станислав, не мудрствуя лукаво, делал пометки в блокноте и злорадствовал, рассуждая: мое дело – сбор информации. Для ее анализа и конкретных выводов другая голова имеется.
Он вышел из очередного подъезда, когда его обогнал Нестеренко, обронил:
– Прощу в машину.
Усевшись в «Мерседес», включив печку, Нестеренко категорически заявил:
– Уже восемь часов, темень, у тебя на хвосте сначала один парень болтался, затем второй, третий, сейчас я со счета сбился, двигай, полковник, пока живой.
Крячко и сам чувствовал опасность, включил передачу, нажал на газ, отличная машина мощно приняла с места, когда оперативники услышали выстрел.
Станислав, не включая габаритов, пролетел несколько кварталов, вырулил на магистраль, врубил дальний свет, уперся ногой в педаль газа, и стрелка спидометра завалилась направо.
– «Жигули» хорошая машина, – глядя в зеркало бокового обзора, сказал Нестеренко. – Хорошая, но не лучшая в мире.
Помощник прокурора Федул Иванович Драч допросил третьего свидетеля, сказал:
– Спасибо, подождите в коридоре, – и повернулся к дремавшему на диване Котову. – Я редко хвалю ментов, но вы сработали хорошо. Приметы преступников получены, остался пустяк, сами преступники. Машина, стоявшая в переулке за домом, тоже обнаружена, осталось установить владельца.
Котов не сдержался, глянул насмешливо:
– Владельца установим по телефону и к вам пригласим. Он заявит: «Уважаемый Федул Иванович…» Предложить вам варианты его заявления или сами знаете? После чего вы скажете: ментам лишь бы человека схватить.
– Ладно, ладно, – миролюбиво пробурчал Драч. – Я же не говорю, что ваша работа сладкая. Мы значительно продвинулись, будем пахать дальше. Звонил ваш Гуров, заявил, свидетелей домой не отпускать. Десятый час, люди здесь ночевать будут?
– Я лишь исполнитель, прикажут в темный лес людей отвезти, я отвезу, – ответил Котов.
Первый заместитель министра Шубин, скрывая раздражение, смотрел на присутствующих в его кабинете генерала Орлова и подковника Гурова, говорил:
– Большевики много чего натворили, но при их правлении существовала строгая дисциплина. Я распорядился, чтобы в ХОЗУ выделили путевки в дома отдыха… Никаких путевок нет, чиновники давно разъехались по домам.
Орлов молчал, надувал щеки, вытягивая губы, выпускал воздух и гнев. Накладка произошла по вине самого генерал-полковника. Он распорядился, а выполнение не проверил.
– Я домой людей не отпущу, мы обещали им защиту, обязаны выполнять, – сказал Гуров. – Их трое, и нас трое, возьмем на ночь по одному человеку на ночевку. А правильнее, господин генерал-полковник, позвонить начальнику ХОЗУ, предупредить, что на его дачу сейчас привезут троих свидетелей, пусть обеспечит размещение, ужин и охрану.
– Не царское это, дело. – Шубин взглянул на часы; – Мать его так, мне же попадет дома. Этот жирный мошенник считает, раз он распределяет материальные ценности, он фифа неприкасаемая!
– На Руси издревле довелось, казначей богаче барина, дрожит, но ворует, – хотел сказать Гуров, взглянул на Орлова, промолчал…
– Хорошо, Лев Иванович, везите своих свидетелей сюда, я звоню Александру Матвеевичу, пусть решает.
Оперативники знали, начальник ХОЗУ подчиняется напрямую министру. Дачи, квартиры, машины, все материальные блага министерства находились в его непосредственном ведении. Он стоял по стойке «смирно» на многих коврах, даже вилял хвостом, но волна начальственного гнева проходила, а материальные блага и постоянные нехватки то одного, то другого оставались. Потому и власть «распределителя» оставалась безмерной.
Шубин рисковал, нарывался на неприятности, Гуров смотрел на нового начальника с симпатией.
– Может, не будем связываться, Василий Семенович? – спросил сыщик. – Мы чего-нибудь до завтра придумаем.
– Спасибо за заботу. – Шубин снял трубку «вертушки». – Лев Иванович, везите свидетелей, я решу «гигантский» вопрос самостоятельно.
Гуров вернулся в свой кабинет, где его ждали Крячко и Нестеренко, позвонил в прокуратуру, приказал Котову привезти свидетелей.
– Валентин, смотайся на площадь, купи бутылку и чего-нибудь пожевать. – Гуров достал из сейфа деньги, так называемую «девятку» – средства, выделяемые оперативникам на агентурную работу. Деньги всегда были грошовые, с индексацией постоянно опаздывали, рубли превращались в копейки, оперы молча платили из своего кармана.
В России все время удивляются, откуда берутся воровство и мздоимство.
Да, немец или какой-то швед крону не возьмет, но ему и в голову не придет вынуть эту крону из своего кармана.
Мария сидела в гостиной на диване, поджав ноги, туфли на высоком каблуке стояли на полу, словно капканы. Они, казалось, живые, знали, жертва никуда не денется.
Шел одиннадцатый час, Гуров не возвращался. К данному вопросу Мария относилась спокойно. Она сама приезжала порой лишь под утро. Такая работа, хочешь быть красивым – терпи. Французы говорят «страдай». Мария была женщиной русской, громких слов не любила. Терпи и терпи. Конечно, устаешь, терпишь высокие каблуки и слишком узкую одежду, плохих режиссеров, порой неприятных партнеров. Ей повезло с внешностью и характером, это не ее заслуга, так генетически заложено, можно выразиться языком оперативным «так карта легла». Но раз она так легла и Мария обладала сексуальной внешностью, талантом и твердым характером, к своим неполным сорока пережив множество романов и мимолетных увлечений, она никогда от мужчин не терпела. Дважды от нее уходили, несчетно раз она уходила, но никогда не терпела.