Несмотря на жуткую древность, как-никак восемь тысячелетий, город сохранился не так уж и плохо. Развалины, пирамиды, каменные террасы и обнесенные стенами дворы выглядели еще вполне живо. Конечно, портики осыпались и рухнули, террасы расселись, а стены обвалились… Да и деревья местами почти сплошь покрывали руины. Но кое-где сохранились на вид почти целые сооружения. Там и сям попадались статуи, производившие весьма странное впечатление. (До сей поры было найдено лишь пять или шесть статуй времен Ата-Алана, и де Ронкадор подумывал, что хотя бы одну надо будет прихватить — лучшего подарка вице-королю и не придумать, тот охоч до всяких редкостей.) Все они, вытесанные тщательно, хотя и грубо, изображали могучих мужчин с мощными формами и… хм… значительной мужественностью.
Епископ вел их, а люди, как завороженные, озирались по сторонам.
И вот они у подножия пирамиды.
Хотя ее контуры расплылись от времени и бока поросли травой, все еще можно было разглядеть, что некогда это был внушительный зиккурат, вздымавшийся к небу множеством ступеней. Вблизи блоки толщиной в пятнадцать футов и толщиною футов в шесть производили сильное впечатление.
В щелях между каменными плитами выросли деревья, и их развесистые кроны переплетались, перевитые лианами, переползавшими со ступени на ступеньку. Опираясь на основание со сторонами по полмили каждая, сооружение давило своим величием, невольно вызывая мысль о богах, что строили ее в незапямятной древности…
Громада разрушенного храма возвышалась исполинской скалой черного камня. Ветер посвистывал в провалах окон.
Они, спотыкаясь, прошли меж зазубренных клыков колонн, поднялись по щербатой каменной лестнице и остановились на пороге громадных врат. Покинутый несчетные столетия тому назад исполин молчал, будто насторожившись…
В галерее сохранилось множество нефритовых и яшмовых фризов с высеченными на них фигурами. На одних изображениях нагие мужчины и женщины танцевали и пели, наигрывая на нехитрых музыкальных инструментах — флейтах и барабанах — и трубя в раковины. Из чего Ронкадор, с некоторым кстати облегчением, сделал вывод, что древние ата-аланцы любили повеселиться. Рисунки барельефов менялись. Вот горожане, уже одетые, идут в какой-то процессии, вот кланяются каким-то людям в пышных облачениях, а вот…
— Матерь наша Анахитта! Отец Элл! — воскликнул не слишком впечатлительный Веринто.
Ронкадор тоже осенил себя знаком святого креста — ибо гладкий, как стекло, полированный нефрит отображал человеческое жертвоприношение. Двое жрецов с торжественными лицами совали в огонь, разожженный в пасти огромного уродливого идола, привязанную к шесту обнаженную девушку. Тут же справа стояли их помощники с такими же шестами наизготовку, а рядом — толпа связанных беспомощных жертв. Празднество было в самом разгаре.
Рядом был другой барельеф, точнее, несколько барельефов. На них были высечены изображения четырех человек в странных головных уборах. Каждый из людей держал в руках по младенцу; видно было, что дети отчаянно кричат в страхе. А дальше была изображена некая фигура, странно изломанная, закутанная в балахон, держащая в одной руке, как будто предлагая кому-то, безжизненно повисшее тельце… Тут же было выбито изображение сложенных аккуратной кучкой маленьких костей и черепов.
У Ронкадора возникло желание собственноручно расколошматить богохульные фризы в мелкую щебенку.
Ему вспомнились сетования Анжело Сокоры, который в своей «Древней и додревней истории» сетовал, что многие изображения на старых руинах ата-аланцев были разбиты еще давным-давно «нашими дикими предками», видевшими в них отображения ужасных демонов, способные приманить силы тьмы.
А дальше были еще изображения, и почему-то дону Орио не хотелось их разглядывать. Точно так же, как не хотелось узнавать, что такое заставило боцмана Греви — ражего скандалиста и богохульника — отскочить от резной плиты и плюхнуться на колени, истово бормоча молитву. Ибо и то, что он видел, было исполнено воистину губительного, противоестественного зла, сравнительно с которым все «аспиды и базилиски» святых книг выглядели вполне безобидными.
Они прошли дальше.
На потрескавшихся каменных плитах валялись старые, полурассыпавшиеся кости, подозрительно напоминающие человеческие, и, как почудилось Ронкадору, что-то похожее на крысу шмыгнуло в щель…
«Так не пойдет, — сжав зубы и пытаясь унять дрожь, думала Кармиса. — Я должна быть сильной — или какой же я маг?! Я же сильная, маммбо Веро сама говорила…»
Но ей всё равно чудилась — совсем рядом — липкая, как смола, клубящаяся тьма. Весь Нижний Мир, казалось, был ею заполнен. Казалось — сделай лишь движение, потянись туда, и под солнце и синее небо хлынет струя густого мрака…
Кармиса припоминала свои ощущения, когда сталкивалась с вещами темными и древними. Хоть когда плыла с маммбо в лодчонке над теми странными камнями, которые напоминали эти, на отмели в Химини, или когда внизу в глубине проплывала какая-то особо злая древняя тварь из тех, что почти не поднимаются на поверхность.
Но тут было что-то совершенно другое, что-то невообразимо чудовищное, чему нет названия в человеческом языке.
Черный ужас, подобного которому она не испытывала прежде, охватил все ее существо.
Стоило закрыть глаза, как она воочию видела Тьму, что, клубясь и перетекая, тянулась к ней… Она ее чуяла и искала слабое место в том невидимом барьере, что разделял миры…
— О, каррамба! — закричал один из эгерийцев.
— В чем дело?
— Простите, сеньор капитан, мне показалось… — жалко промямлил матрос.
— Спокойно! — одернул его Ронкадор. — Еще раз — и по возвращении получишь десяток плетей за ложную панику… Святой отец, ведите нас вперед. Чем скорее мы заберем отсюда то, что нам нужно, тем лучше…
Они обошли озеро, почему-то стараясь не смотреть в его воды, и вышли по аллее на площадь перед самой высокой пирамидой.
Обширная прямоугольная площадка, мощенная камнем, маленький храм, весь покрытый изображениями крылатых обезьян и огромных переплетающихся змей. Неподалеку еще один храм, побольше, но сильно разрушенный. На земле валялись статуи каких-то демонических существ с отбитыми головами. И тут же рядом, на стене, отлично сохранившийся барельеф, изображающий громадную уродливую голую женщину, ловившую и тут же пожиравшую, пригоршнями запихивая в рот, маленьких мужчин, жалко разбегавшихся в разные стороны.
Отец Тибальт, ведомый каким-то внутренним чутьем, остановился перед стеной, украшенной причудливым барельефом, изображающим битву неких таинственных крылатых существ, чьи головы были увенчаны рогами. Выставил перед собой сундучок, помедитировал над ним…
А потом все явственно увидели низкий арочный проход в тенях среди руин.
Как будто лучи солнца упали на древний щербатый камень, открыв широкий каменный пандус, отлого ведущий вниз.
— Зажгите факелы! — сказал преосвященный.