— Двести двадцать риэлей за пару, — сказал он, и аукционист со своим товаром пошел дальше, громко выкрикивая новую цену.
— Эй, постой! — завопил ему в спину толстяк. — Беру обоих за двести сорок. Но мне нужно еще несколько невольников. Прежде всего, вон тот молодец!
Бригитт увидела на возвышении юношу айланца, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки. Он стоял неподвижно, пока аукционист с тучным купцом обходили его кругом, щупая бицепсы и похлопывая рукой по мускулистым бедрам и ягодицам.
— Что смотришь, Гельяно? Не собираешься ли ты отправить его рыть удом канавы? — крикнул известный торговец и зубоскал Саминтос, рассмешив толпу. — Или задницей маис убирать?
— А что еще с ним делать? — притворно удивился толстяк.
— Да по всякому может быть… Он молод и смазлив…
Вновь толпа захихикала.
— Сколько ты предложишь за него? — справился аукционист.
— Триста двадцать риэлей.
Цена была высокой, чтобы сразу отбить охочих торговаться. Тем не менее, чисто из вредности, Саминтос стал набавлять по пять риэлей. Гельяно, словно бык на красную тряпку, ринулся в бой.
Юный раб был продан после недолгих торгов, и его провели к столу, где совершались сделки.
Затем настал черед женщин. Среди выставленных на торг рабынь — мулаток и квартеронок — «домашнего воспитания и отменной услужливости» взгляд Домналла выделил испуганно сжавшуюся девушку лет двадцати. «Судя по виду — арбоннка», — подумал он.
Матовая кожа ее лица светилась теплым блеском слоновой кости, густые волосы напоминали темное благородное дерево, тонко очерченные брови взлетали над лучистыми синими глазами.
Она была одета как темнокожая обитательница Бронзового берега, и складки красно-желтого платка, накинутого на плечи, оставляли открытой ее прекрасную шею. Бледность лица и испуг в глазах нисколько не умаляли красоты девушки. Домналл нахмурился — перед ним наверняка была жертва пиратов или мерзавцев-людокрадов, работавших на танисских корасаров.
Но ничего не поделаешь — тут не принято спрашивать происхождение товара: были бы бумаги в порядке. А по бумагам она наверняка урожденная рабыня откуда-нибудь из Фарраккеша или даже арбоннских владений в Дальних Землях. Что говорить — если даже хойделльцев перестали продавать с молотка лишь десять лет назад, когда король Руперт ограничил долговую кабалу семью годами.
— Вон за ту симпатичную девчонку я дам девяносто риэлей, — заявил один из покупателей.
— Такой букет прелестей нельзя купить и за вдвое большую сумму, — возразил аукционист. — Вот сидит мэтр Ноллу, который заплатит за нее, по крайней мере, двести.
И он выжидательно остановился перед богато разодетым эгерийцем с явной примесью танисской крови.
— Как раз для тебя, дон Сериххо, — подмигнул ему торгаш. — Ты богат и давно вдовеешь. За удовольствие укротить эту дикую кошку пара сотен — не такая большая цена!
Но тот покачал головой:
— У меня дома и так обитают три красотки, которых мне через день приходится разнимать! Они уже к вечеру выцарапают ей глаза и вырвут волосы — только зря потеряю золото.
Аукционист покачал головой и отошел от купца. Девушку потащили за ним.
Он сказал пару слов топтавшейся тут же надсмотрщице — здоровенной полуседой негритянке, и та сдернула с рабыни покрывало, обнажив ее грудь. Бригитт зажмурилась, увидев нежное тело, более светлое, чем загорелое лицо несчастной. Огромные синие глаза рабыни страдальчески уставились в небо, моля Элла, чтоб это все скорее закончилось.
Проходя мимо Бригитт, узница с такой мольбой глянула в глаза девушки, что той стало не по себе.
— Мы ее купим! — крикнула ок Л'лири.
Торгаш остановился и с сомнением поглядел на потенциальную покупательницу. Узнав же в ней адмиральскую дочь, сразу преисполнился самого нижайшего почтения. Однако в глазах его Домналл увидел страх. А вдруг и она, подобно Тонну Эггу решит безвозмездно забрать живой и дорогостоящий товар «в счет» каких-нибудь там податей? Конечно, он не особенно обеднеет. И все же…
— Мадемуазель, прошу вас, — прошептала, всхлипнув, рабыня на неплохом хойделльском. Я буду вам верно служить… я камеристка графини де Фейрак, нас с госпожой захватили неверные корсары… Я благородная дворянка, хотя и бедная…
— Не обращайте внимания, госпожа, — торопливо бросил купец, — если послушать этих негодных лживых рабов — так каждый из них свободный человек, проданный незаконно. В купчей сказано, что она дочь рабыни из Эль-Акаба…
«Надо же — почти угадал», — невесело усмехнулся капитан-командор про себя.
— Отсчитай ему двести десять риэлей! — велела Бригитт.
— Но, госпожа! — возмутилась ключница. — Эта девка, может, еще и лжива — как говорит почтенный господин…
— Я так велю! — топнула ножкой молодая госпожа. — С кем споришь? Забыла что саму еще и пяти лет нет как на волю отпустили?
— Дайте хотя бы осмотреть товар, — заканючила домоправительница. — Вдруг у нее какие изъяны или болячки. Меня ж хозяин со свету сживет за пустую трату денег…
— Ой, да чего там смотреть, — гаденько хихикая, изрек смазливый молодой хлыщ в лейтенантском мундире, нарисовавшийся рядом с Бригитт. — Целую ручки, сударыня. — Церемонно приподнял шляпу, приветствуя даму и старшего по званию.
Домналл нахмурился. Это был Стамп ок Гедао — сын гражданского губернатора, известный вертопрах и бездельник. Между его отцом и адмиралом давно пробежала черная кошка, что не мешало ему при удобном случае оказывать Бригитт знаки внимания.
— И так видно, что девчонка просто прелесть, — сложив пальцы щепотью, чмокнул их красавчик. — Знаете, она бы подошла для выезда?
— Для чего? — Лицо Бригитт вытянулось.
— О, в последнее время в арбоннских колониях возникла новая мода — запрягать в экипажи девушек-рабынь. — Улыбка на лице лейтенанта стала донельзя скабрезной. — Это потрясающее зрелище! Отборные юные девицы, тщательно подобранные по телосложению и темпераменту. В воскресный день они целыми рядами стоят у коновязей возле церкви, а в базарные дни разъезжают по городу. У леди Эрнани, например, жены лейтенант-губернатора Кадэны, парадный выезд состоит из двух дюжин! Впрочем, если эта милая мода дойдет до нас, то моя… «конюшня» будет поскромнее. У меня их будет от силы пять-семь…
— Какие гадости вы говорите! — вспыхнула Бригитт. — Никогда у нас дома не позволят так обращаться с рабами!
— Да, я знаю, — притворно вздохнул Стамп. — Ведь ваш отец по себе ведает, как тяжела участь бедолаг.
— Зато вы, лейтенант, похоже, не знаете, что такое вежливость и как надо говорить с достойной леди, — бросил Домналл. — Странно для сына герцога! Впрочем, есть способы напомнить об этом даже сыну герцога!
Он как бы невзначай провел ладонью по эфесу рапиры.