Капитаны доблестного королевского флота лишь скрежетали зубами, взирая на мелькавшие на горизонте паруса корсаров — броситься в погоню они не имели права: ведь пираты только того и ждали, чтобы броситься на беззащитных купцов.
Все чаще в морских битвах гремели бомбарды, порох сменил танисский огонь, на место неуклюжих нао пришли более ходкие когги и карраки.
А приватиры все собирали свою дань золотом и кровью.
Коммерсанты пытались тайно откупаться от пиратов, хотя за это грозила виселица, как за сообщничество морскому разбою.
Умные чиновники предлагали переманить на свою сторону часть пиратов и за золото заставить их охранять торговые пути и воевать со своими вчерашними товарищами — их сурово одернули: корона не может опускаться до привлечения бандитов на службу.
Эгерийские капитаны просили: выдайте нам каперский патент, как в других королевствах, и мы очистим воды Дальних Земель от этой заразы.
Нет, слышалось из дворцов и пронунсий, потомки императоров Урмосса не могут дозволить своим подданным стать разбойниками. Купцы посмелее «нижайше просили высочайшего разрешения» за свои деньги построить боевые корабли для защиты везущих товары посудин и портов. Их одернули еще суровее — корона не для того разгоняла дружины кабальеро — источник смуты и разбоя, — чтобы позволить то же самое неблагородному сословью!
А между тем пираты уже прошли Штормовой дорогой и добрались до беззащитных городов Золотого Ожерелья.
В 3200 году Корсо Сайм, удачливейший из хойделльских пиратов, перехватил на сухопутье караван с серебром из шахт Керу. С тех пор сухопутные рейды стали регулярными.
Эгерии приходилось все туже затягивать пояс. Пираты не давали ей покоя.
Фрисландец Хорн с бандой в тысячу человек, изрядную часть которой составляли эгерийские дезертиры, осадил и взял штурмом Арагас, разграбил его дочиста, а затем переправился на берега Бескрайнего океана и опустошил все побережье. Кстати говоря, Хорн начал свою пиратскую карьеру с того, что приобрел у арбоннского адмиралтейства патент на охрану арбоннских же купцов, которых тут же принялся грабить, а потом, пользуясь все тем же патентом, обманом захватил арбоннский фрегат, лично убил капитана дубиной, высадил офицеров на первом попавшемся берегу, а команду принял в свою банду. Хорн вывез лишь в один рейс столько золота, что корабли чуть не утонули на обратном пути.
Города спешно одевались стенами и крепостными башнями, флоты прочесывали архипелаг, теряя больше кораблей на мелях и рифах, чем от пиратских пушек, спускались на воду все новые фрегаты, пожирая казенные деньги не хуже, чем морской крокодил пятнистую нерпу, но пиратство от этого, казалось, только множилось.
Толеттские монархи мало-помалу погружались в отчаяние. Но им оставалось лишь исходить бессильным гневом. Ведь пираты — это всего лишь разбойники. С разбойниками нельзя вести переговоров, с ними нельзя заключить мир. Им даже войну не объявишь.
Как черт из табакерки, выскочили танисцы: «Почтенные не желают пачкать руки о грязных морских собак? Ничтожные им в этом помогут! Дешево, совсем даром!»
Всего лишь за отбитую добычу — а еще танисцы обязались отдавать в казну лучшие пушки с захваченных судов, десятую долю всей захваченной добычи и каждый третий взятый в плен корабль. Ну и право свободно плавать в те воды.
Эгерийцы, как утопающий за гадюку, ухватились за это предложение, не подумав о том, что оно уж очень подозрительно выгодное. Пусть проклятые неверные сражаются с пиратами к вящей пользе нашего королевства! Если они передавят пиратов, будет отлично, а если пираты их — тоже плакать не станем.
И среди островов и отмелей Изумрудного моря замелькали вместе с тяжеловесными силуэтами судов Староземья юркие, верткие тела дармунов и шебек.
Слишком поздно эгерийцы поняли, что пустили волка в овчарню!
Вместо того чтобы драться со свирепыми и жадными корсарами, реисы отлично нашли с ними общий язык. Вместе грабили корабли и разоряли берега, вместе ввозили контрабанду и вывозили золото, вместе делили добычу. А генералов и коррехидоров поразила странная слепота, потому как танисцы хоть и не веровали в Элла, но отлично знали ту премудрость, что за грехи нужно либо платить, либо расплачиваться.
Уж сколько денег ушло в сундуки грандов и чиновников — тайна сия велика есть.
Скажем лишь, что за две недели до того, как в Геоанадакано прибыл королевский курьер с приказом вздернуть всех танисских главарей на Соборной площади и отправить их команды в рудники, все неверные вышли в море и отправились кто домой, кто в Архипелаг. С тех самых пор и пираты Шаргиба протоптали тропку в изумрудные воды.
Но потребовалось еще полвека и война Бесчестья, чтобы, плюнув на всю свою гордыню и даже на священный золотой кодекс, эгерийские монархи разрешили и своим подданным безнаказанно грабить и убивать, прикрывшись фиговым листком каперского патента, уже давно получившего среди морского люда хлесткое имечко: «фартовая грамота». К тому времени в тех водах возникли хойделльские, арбоннские и фризские владения, где пираты базировались уже официально — под прикрытием купеческих грамот и патентов на конвоирование.
С этого момента окончательно стали истиной слова, которые издавна писали на картах Изумрудного моря: «Нет мира за этой чертой».
Впрочем, разве не так было всегда?
Год 3335 от Возведения Первого Храма. 22-е число месяца улунай.
За семь лет до описываемых событий. Штормовые острова.
Перетащив на борт «Сына Смерти» все мало-мальски ценное добро, пираты отошли от жертвы, и Габриель Эрро дал прощальный салют в честь побежденного. Холостым зарядом само собой — но надо же хоть как-то почтить безумных храбрецов!
Ар-Рагир хладнокровно наблюдал, как полуразбитая посудина, чья палуба была усеяна убитыми и ранеными, быстро погружалась в пучину. Зрелище немного развлекло его.
Хоть какая-то радость после всего! Десять тысяч демонов, да знай он, что так обернется, никогда не погнался бы за треклятым торгашом!
Но кто же знал, что встречным кораблем управляют сумасшедшие?!
Все шло как обычно — заметив корабль, решивший спрямить путь и пересечь Штормовую гряду напрямик, они быстро подняли паруса и стремительно рванулись вперед, пересекая курс недотепы, не уяснившего, в какие воды он пожаловал.
Сблизившись на пушечный выстрел с пузатой карракой под генуситийским флагом, спустили фризскую трехцветную тряпку и подняли два знамени — личный штандарт Рагира с черным драконом на зеленом поле, и белый — цвет траура и смерти — с черными песочными часами и черепом, сжимающим в зубах кривую саблю: принятый в этих водах знак, повелевающий сдаться на милость победителя. Обычно в таких случаях купцы покорно ложились в дрейф, спускали паруса, после чего, освободив трюмы от более-менее ценного груза, их отпускали восвояси. Бывало, что отбирали корабль, высаживая команду на шлюпках с должным запасом воды и еды, случалось — забирали пленников, за которых можно взять выкуп. Но ведь и пальцем не трогали, а сохранить шкуру целой — уже вполне довольно в Изумрудном море.