— Благодарю за лестные слова. Но я бы предпочёл поехать туда свободным человеком, а не пленным.
— Мы потеряли в боях замок Пернов, русские сейчас под Ревелем. Дипломаты суетятся, и думаю, вскоре подпишут мирный договор. Воевать можно летом, когда тепло, и дороги позволяют передвигаться обозам и пушкам. Не за горами осень с её дождями и непролазными дорогами. Выводы делай сам.
Несколько дней новых раненых не было, я отдыхал. Крытые фуры увезли последних раненых в тыл, на шведскую землю. Якоб снова пригласил меня в свою палатку, мы сидели и выпивали. После совместной работы, увидев мою операционную технику и сравнив результаты моего и своего лечения, он меня зауважал, стал относиться как к равному.
— Не думал, что на Руси есть достойные врачи. Я был уверен, что только в просвещённой Швеции, ну или Англии на худой конец, существует хирургическая школа. Вынужден признать, что я ошибался. Ты знаешь, война для хирурга — хорошая практика. Я родом из небольшого городка, дома меня ждёт жена, дети, добротный дом. У меня есть деньги, и я мог бы открыть лечебницу, где ты в полной мере смог бы проявить свои способности. Само собой, будешь получать достойные деньги, а не работать бесплатно, как здесь. Оно и понятно, ты — пленный, на войне бывает всякое, и на твоём месте вполне бы мог оказаться и я.
И тут Якоб ошарашил меня вопросом:
— А у вас в войске пленных врачей казнят?
— С чего ты взял?
— Разное говорят. Я слышал, к нашим полководцам приезжали русичи договариваться об обмене пленными.
У меня замерло сердце.
— И что? Про меня никто не спрашивал?
— Не знаю. Я ведь полковой врач, мне никто не докладывает.
Ах, как мне хотелось, чтобы и обо мне вспомнили. Но была здесь одна заковыка. Каждый ратник записан в Воинском приказе. А меня в списках псковичей не было — я же человек сугубо мирный. Хорошо, если договорятся менять всех на всех. Так бывает.
Ещё через несколько дней меня вызвали к Шенбергу.
— Собирайся, завтра состоится обмен пленными. Решили менять всех. Это с поляками мы меняем людей по счёту, а сейчас слишком много пленных.
— Благодарю за радостную новость.
— И тебе спасибо. Был бы ты подданным шведского короля — непременно отметил бы тебя в списках отличившихся.
Я откланялся. Грудь переполняла радость. Завтра обменяют — наконец-то долгожданная свобода!
Ночью не спалось, и я еле дождался утра.
Утро началось с суматохи: звучали команды на шведском, воины строились в колонны и уходили.
Прибежал запыхавшийся коротышка Якоб.
— Что случилось, куда уходит войско?
— Мы уходим, получили приказ.
— А как же я?
— Должен быть обмен пленными. Ты уже практически свободный человек, никто тебя держать не будет — иди туда, навстречу своим.
Якоб махнул рукой в направлении русских позиций.
Я взял сумку с инструментами, подошёл попрощаться с Якобом, но он уже помчался к фурам.
Ну что ж, насильно мил не будешь, я пошёл по грунтовке. Пару раз я оглянулся — никто за мной не шёл. Видно, и в самом деле — свободен.
Шагал я долго, хотелось кушать — с утра во рту маковой росинки не было.
Впереди послышался топот множества копыт. Приближалась конница. Чья она? Не угожу ли я снова в плен?
Я благоразумно сошёл с дороги и углубился в лес. Лёг на мягкую траву. Хорошо! Ноги задрал на ствол дерева — пусть отдохнут. Интересно, сколько ещё идти до Пскова?
Конница прошла, на дороге стало тихо, и я снова пошёл.
Тяжёлая сумка с инструментом оттягивала руки, но бросить её было никак невозможно. Сколько этим инструментом уже жизней спасено!
Навстречу мне из-за поворота вылетел всадник. Замечтавшись, я даже не услышал топота копыт. Я махнул рукой, и всадник осадил коня. По одежде — наш, русский.
— Далече ли до Пскова?
— Пскова? Это там! — Всадник махнул рукой перпендикулярно дороге. — Ты же на Новгород идешь!
— Спасибо.
Ни фига себе, удружил Якоб. Или по-мелко- му напакостить решил напоследок, или на местности ориентировался плохо. Это ж какой крюк я лишнего отмахал? Я плюнул и уселся на обочине. «Сам дурак, — обозвал я себя. — Можно было вчера хотя бы узнать у нескольких человек, где дорога на Псков».
Делать нечего — я пошёл назад. Коня бы сейчас, полдня — и я дома у Ильи.
Дорога была пустынна, я всё шёл и шёл. Уже хотелось не только кушать, но и пить.
Я дошёл до ручья, спустился около мостика к воде, вволю напился — аж в животе забулькало. А ведь ручей должен впадать в реку и, насколько я представлял себе карту местности, река должна была вывести меня к Пскову. Так я и сделал.
Только к вечеру вышел к месту впадения ручья в реку. Уже неплохо, теперь — по течению реки вниз. Лодку бы мне и — ноги бить не пришлось бы. Так далеко пешком я не ходил давно, и сейчас ноги гудели, требуя отдыха. Да и куда мне спешить?
Я положил сумку под голову, улёгся на землю. Завтра должен быть дома.
Незаметно навалился сон.
Разбужен я был самым диким способом. Совсем недалеко раздался душераздирающий крик. Весь в поту, с бьющимся сердцем, я проснулся. Кошмар приснился, что ли? Нет, крик, только уже более слабый, повторился. Это где-то недалеко, вниз по течению.
Я подхватил сумку, пошёл на звук.
Послышались мужские голоса. Я уложил сумку под приметное дерево, чтобы найти быстрее, крадучись, подошёл поближе.
К дереву был привязан верёвками обнажённый до пояса мужчина. Ещё двое суетились у костра, у берега покачивалась причаленная лодка.
Надо понаблюдать, что происходит. Жизнь научила осторожности — нельзя высовываться, не прояснив обстановку.
Оба мужика вытащили из костра какие-то железяки и подошли к пленнику. То, что это был именно пленник, я не сомневался. Один прижал раскалённый железный прут к животу жертвы. Раздался нечеловеческий вопль. Вот суки! Я сам только освободился из плена, и пытки связанного вызывали у меня сильные чувства жалости, протеста и желания помочь. А как? Оружия у меня никакого — нет даже ножа.
Палачи — иначе их и назвать нельзя, что-то спрашивали у пленника, но тот только кричал. Найти в лесу сук здоровенный, что ли?
И только я собрался в лес, как помог случай.
Один из истязателей пошёл к лодке, второй отошёл к костру, сунул в него железный прут и уселся, глядя на огонь. Я ползком подобрался поближе, вскочил и сильным ударом ноги в голову отправил мучителя в костёр. Мужик заорал, волосы на нём вспыхнули. От боли он вскочил, стал сбивать огонь руками. Я же выхватил из костра железный прут и нанёс им несколько сильных ударов по шее и голове мучителя. Без чувств он свалился у костра.