– Боярыня Калашникова, – представилась она. – Мужа сейчас нет дома, можете у меня узнать, коли что нужно.
Вопросов почти не было, главный – цена.
Когда я узнал, мысленно охнул. Не хватало двадцати рублей, сумма по местным меркам большая – чуть не стадо коров купить можно. Я согласился на покупку, но попросил несколько дней подождать. Распрощались и, оставив задаток, я уехал. При недолгом размышлении решил одолжиться у Карла, больше никого настолько близко я не знал.
Встретил Карл радужно, но, узнав о цели приезда, несколько сник. Я клятвенно заверил, что, как только обернусь из Рязани, отдам с процентами. Немец повеселел, и в мой кошель посыпались монеты. Правда, и расписку пришлось написать.
На следующий день, не став тянуть время, мы с Прохором направились к хозяйке. В этот раз муж был дома, и мы отправились в управу составлять купчую. Я уже знал, что в эти времена договор или другие юридические бумаги мог подписывать только мужчина. Сделка завершилась быстро, и я стал владельцем небольшого особняка почти в центре Москвы. Договорившись с привратником и сторожем – продолжать службу теперь уже мне, с оплатой по моему возвращению, мы вернулись на постоялый двор к немчику. Поскольку расплатился я с ним заранее, вопросов с отъездом не возникало, и мы, собрав свои немудреные пожитки, отправились обратно в Рязань. Я еще не знал, как воспримут мое решение о переезде Настя, помощники по госпиталю и, самое главное, князь. Иметь его врагом мне вовсе не хотелось.
Мы пылили с Прохором по пыльной дороге второй день. По мере удаления от Москвы дорога становилось все уже и хуже, повозки встречались реже. К вечеру остановились на постоялом дворе, недалеко от Коломны. Усталая лошадка захрустела ячменем под навесом, мы с Прошей зашли в трапезную. Народу было много, в основном крестьяне да несколько купцов, расторговавшихся в Москве. Судя по количеству пустых кувшинов и раскрасневшимся лицам, выпито было изрядно, видно, торговля прошла удачно. Мы нашли свободное место, заказали каши, жареную курицу, огурцов да пива. На большее денег не хватало, в кошеле уже не звенели весело монеты, а жалобно побрякивали. Дай бог, скорее добраться до Рязани.
Мы покушали и пошли располагаться на ночлег, Прохор вышел и, вернувшись, предложил:
– Барин, купцы в Шацк едут, надо бы к ним присоединиться, дале места глуховатые пойдут, вместе от лихих людей обороняться сподручнее будет, коли случится чего.
– Что ж, пожалуй, и так.
Нехорошие разговоры на придорожных постоялых дворах ходили. Я поднялся и подошел к купцам. Поздоровавшись и пожелав удачи, я попросил присоединиться к их обозу. Купцы переглянулись:
– А ты кто таков будешь, мил человек?
– Лекарь я рязанский, Юрий.
– А, так мы слышали про такого. Ладно, мы не против, токмо выезжаем рано, не проспи, ждать не будем.
Я предупредил Прохора и лег на матрас, набитый душистым сеном.
С первыми петухами Прохор вскочил и, растолкав меня, пошел запрягать кобылу. Выехали дружно, решили позавтракать попозже. Мы ехали ближе к концу обоза. Луг кончился, начался лес. Густые ели близко подступали к узкой дороге, солнце уже взошло, где-то высоко запевал жаворонок. Когда весь обоз углубился в лес, обозники вытащили из повозок кто топор, кто меч или саблю, кто лук со стрелами, а кто и арбалет. Все как-то посерьезнели. Утихли разговоры, все настороженно поглядывали по сторонам, и все равно нападение произошло неожиданно. Раздался шум падающего дерева, и поперек дороги упала здоровенная ель, перегородив ее. Обоз встал, и тут из-за деревьев высыпали разбойники. Одетые разномастно – кто в рубашке, кто в кольчуге, кто в драном кафтане. Вооружены тоже разнообразно – у кого топор, у кого бердыш или меч. Только на голове у здоровенного детины шлем, остальные в шапках. Заросшие хари, длинные, давно не мытые волосы, пыльные одежа и обувь. Сразу видно – разбойный люд. Купцы живо соскочили с повозок и заняли оборону, приходилось, видимо, уже сталкиваться с разбоем. Крестьяне замешкались и почти сразу полегли.
Прохор выхватил из-под облучка топор, у меня же был только длинный нож на поясе. Оружия более серьезного я не имел, так как не умел им пользоваться. Чтобы хорошо владеть копьем, мечом или луком, нужны почти ежедневные воинские упражнения.
Нападавших было около двадцати, но организованы они были лучше и оружием владели более искусно, разбойная практика сказывалась, очевидно.
Мы с Прохором стали прорываться к купцам. На меня напали сразу два разбойника, от выпада одного, с топором в руке, я уклонился, всадив ему нож в живот, а второй чуть не срубил мне голову саблей, да Прохор выручил, проломив разбойнику череп топором. Запыхавшись, в крови, мы добежали до купцов, стоявших спинами к телегам и державших оборону слева и справа от обоза. Мечами и топорами на длинных рукоятках махали они неплохо, несколько трупов нападавших уже валялись у их ног, но и ряды обороняющихся медленно таяли. Раздавались крики, лязг оружия, хрипы умирающих, ржание лошадей. Схватив топор на длинной рукоятке, лежавший рядом с убитым разбойником, я перехватил нож в левую руку. На меня бежал здоровенный мужик, заросший волосом так, что видны были только дикие, горевшие азартом глаза. Взмах мечом, я успел присесть и ударил топором по коленям, мужик с воем рухнул, к нему подскочил Прохор и добил. В бою не место жалости и гуманизму. Стоявший рядом купец натягивал тетиву арбалета, но, положив на желоб болт, упал сам с разрубленной головой. Я подхватил арбалет и выстрелил в грудь его убийце. Промахнуться с четырех шагов было невозможно, и разбойник молча рухнул. Сзади раздался крик Прохора, я мгновенно повернулся, одновременно присев. На меня надвигались два татя, размахивавших мечами. Не успел бы присесть, остался без головы. Схватил топор, отбросив бесполезный уже арбалет, и подставил под удар меча второго разбойника. Прохор кинулся мне на выручку, да неудачно, почти сразу меч одного из нападавших вошел ему в грудь, и Прохор упал. Все это я охватил краем глаза, отбиваясь от нападавшего, который бешено вертел мечом и наступал. Я медленно пятился к небольшой кучке оставшихся купцов, успевал подставлять под меч обух или окованную железом рукоять боевого топора. В один из моментов меч попал на обух и, хрустнув, переломился пополам. Радовался я недолго, из левого рукава разбойника вылетел кистень и ударил меня в лоб. Сознание померкло.
Очнулся я от мерного покачивания, где-то совсем рядом плескалась вода, было темно и душно. Рядом со мной ворочались и сопели какие-то люди. Сильно болела голова и тошнило, во рту было сухо – ну совсем как с перепоя. Я сразу поставил себе диагноз – сотрясение головного мозга. Главное лечение – покой. Я руками ощупал свое тело, местами была боль от ушибов, но переломов и крупных ран не было, так – царапины. Я решился и пересохшими губами спросил:
– Кто здесь?
Вместо своего голоса я услышал нечто сиплое, язык был шершавый, как наждачная бумага, – пить, пить и пить, вот что мне хотелось. Я прокашлялся. Рядом кто-то завозился:
– Лекарь, живой?