Сидора что-то долго не было, я уже начал тревожиться, озираясь по сторонам. Наконец из кустов вынырнула седая голова старого воина. Одежда его была еще влажноватой, но запыхавшимся он не казался. Сразу подошел ко мне. Вручив ему миску с кашей и ложку, мы отошли в сторону и сели.
– Значит так, в лодке действительно трое людей, доспехов на них нет, но на дне лодки лежат лук и мечи. Я залез на ветку ивы, сверху было хорошо видно. Идут не торопясь, но за кораблем следят, над водой звуки хорошо расходятся, я услышал обрывок разговора – ушкуй, завтра, ватажка. Короче, отдельные слова. Понять из разговора ничего не смог.
– Ладно, хоть какая-то ясность.
Сидор жадно доел, облизал ложку.
– Ну, давай в путь.
Женщины поднялись на ушкуй, мужики отвязали причальный конец, втянули сходни, мы медленно развернулись и, ловя парусом ветер, направились вверх по течению. До вечера никаких событий не произошло, выбрав красивый участок берега, причалили на ночевку. Пока плыли, в голове созрел некий план. Если разбойники планируют напасть завтра, надо освободиться от пассажиров, дабы избежать ненужных жертв. С другой стороны, сделать незаметно – то есть высадить десяток женщин – тоже непросто, тем более где их оставить? Разбойники могут взять их в плен и продать в рабство. Я решил посоветоваться с Истомой и Сидором. Сидя на корме, подальше от любопытных глаз, мы прикидывали разные варианты. Сошлись на том, чтобы под утро со стоянки увести под покровом темноты в лес женщин, самим сняться в утренних сумерках с якоря. Если бандиты наблюдают издалека, то смотрят за самим судном, посчитать в темноте, сколько человек село на ушкуй, – невозможно.
Для охраны женщин выделили двух вооруженных людей, за ними вернемся после боя. Жалко, близко деревень нет, хоть бы в доме укрылись. Может, деревни где-то близко и были, но Истома хорошо знал реку, а не берег. На том и порешили. Я собрал женщин вокруг себя, коротко объяснил им ситуацию:
– Ожидается нападение разбойников, корабль маленький, кают нет, укрыться негде, возможны убитые, надо переждать на берегу.
Кто-то из женщин попытался заголосить, но ей тут же заткнули рот. Настю с Мишей я тоже снял с судна, все-таки тонкие стены каюты не бог весть какая защита, не ровен час. На прощание я вручил ей один из своих пистолетов. Пользоваться, то есть стрелять, она умела, но не заряжать, на крайний случай один выстрел есть, а перезарядить она по-всякому не успеет.
Женщины потихоньку уходили за кусты, теряясь в темноте через несколько шагов, с ними для охраны ушли двое из команды ушкуя, взяв с собой сабли и два мушкета. Я приказал сидеть тихо, разговаривать шепотом, костров не разводить, кушать всухомятку. Если до вечера мы не вернемся, самим выбираться на дорогу.
Уже достаточно рассвело, мы отчалили и на веслах пошли на стремнину.
Видимость была хорошей, но ветра не было. Плохо, гребцы на веслах могут устать еще до начала схватки. Я не погонял людей, мы еле двигались, через каждые полчаса гребцы менялись. Вдали за нами так же передвигалась лодка преследователей.
Навстречу нам показалось судно. Все насторожились. Свободные от вахты взяли оружие и укрылись за бортом. К счастью, это оказалась купеческая ладья, проплывая недалеко, нас оттуда поприветствовали, помахали руками. Мы ответили тем же. Ситуация держала нас в напряжении. Мы не знали, где и когда произойдет нападение, да и произойдет ли? Может быть, мы перестраховались, высадив женщин на берег? Из-за поворота показалось еще одно судно, я внимательно посмотрел на него, но ничего подозрительного не заметил. Не успел отвернуться, как меня локтем в бок толкнул Истома:
– Похоже, они.
– Почему так решил?
– Посмотри на осадку судна. От Москвы с грузом идут, сидят низко, а это?
Да, ладья сидела высоко, и хотя это еще не повод для подозрений, я велел всем быть наготове. Мы сближались, вот осталось сто метров, на ладье резко спустили парус, она стала терять ход, медленно уваливаясь в нашу сторону. На палубе блеснуло оружие в руках прячущихся людей. Они! По моей команде мои холопы и люди из команды приготовили мушкеты, все-таки моя выучка не пропала даром.
– Стрелять по моей команде, целиться по ногам, на груди могут быть кольчуги али какая другая броня.
Сам я решил перебежать на нос, к тюфяку. Невелика пушечка, но помощь может оказать неоценимую.
Обычно на речных судах купцы пушки в эти времена не ставили, это было уделом военных морских кораблей. Суда сближались, по нам стали стрелять из луков, я решил – пора! Поджег запал у тюфяка, навел стволом, поправляя прицел. Над чужим бортом появились головы разбойников, готовящихся к абордажу. Тут грянул выстрел тюфяка. У нескольких человек голов не оказалось, несколько человек были ранены и, страшно крича, попадали на палубу, обливаясь кровью. Услышав мой выстрел из тюфяка, холопы тут же выстрелили залпом из мушкетов картечью. Должен сказать, что залп картечью с близкого расстояния ужасен. Из каждого ствола вылетают от двенадцати до восемнадцати свинцовых горошин, эдак миллиметров восьми-девяти в диаметре. Учитывая, что стволов у нас было шесть, опустошение в стане противника было велико. Противник слегка опешил, но дело свое знал, на палубу и борта нашего ушкуя полетели кошки с веревками, команда тут же принялась рубить веревки, не давая стянуть корабли. Неизвестно ведь, сколько людей осталось на ладье, по опыту ясно, что нападают всегда в численном преимуществе, нашу команду скорее всего пересчитали еще при посадке в Рязани или соглядатай с лодочки на стоянке. Несколько кошек все-таки им удалось зацепить, и теперь на борт нашего ушкуя стали перепрыгивать разбойники самого устрашающего вида с саблями наголо. Я выхватил из-за пояса оба пистолета и с двух рук, почти не целясь, цель-то вот она, рядом, всадил двум разбойникам по пуле в живот, доспехов на них не было. Мои люди, тоже не мешкая, вступили в схватку, причем заранее многие, у которых были кольчуги или другая броня, их надели по моему настоянию.
Сеча стояла жестокая, мы защищали свою жизнь отчаянно, рубясь не во славу, а за голову. Тут и там раздавались яростные крики, звон оружия. Я саблей отразил нападение верзилы с мечом, при этом пожалев, что не было щита, легка сабелька против тяжелого меча, от нескольких ударов удалось увернуться, и, подловив момент, резанул саблей по руке с мечом. Кровь ударила фонтаном, меч выпал, и я всадил саблю в живот чуть не по эфес. Не пропали все-таки уроки фехтования с Сидором. Кстати, старый воин успешно оборонялся от двоих разбойников, у его ног уже валялся один убитый. Подскочив ему на помощь, я сзади срубил голову одному разбойнику, второго прикончил сам Сидор. Не имея времени передохнуть, мы кинулись на помощь нашим людям, которых теснили к мачте. Мы удачно оказались сзади и, перепрыгивая через лужи крови и убитых, с ходу врубились в ряды сражающихся, убив сразу двоих. Своему я вонзил саблю под левую лопатку. Сидор просто снес саблей голову. Мы принялись рубить налево и направо, стараясь нанести глубокие резаные раны по рукам и ногам. Истечет кровью и ослабеет, все равно уже будет не боец. Теперь нападавшие стали действовать осторожнее, нас теперь было десять на десять. Мои попытки достать ближайшего противника раз за разом кончались неудачно, ему удавалось успешно обороняться. Сидор свалил своего противника, пришел на помощь. Воспользовавшись временной передышкой, я рванулся к кормовой каюте, там лежал заряженный штуцер, оберегая его, на палубу его не выносил. Заскочив, схватил ружье в руки и, не успев толком выскочить назад, увидел перед собой оскаленное в страшной усмешке чужое лицо и занесенную для удара саблю. Я успел подставить под удар ружье, сабля, звякнув, отскочила, и мне удалось прикладом впечатать нос разбойника глубоко в его лицо. Кровь хлынула ручьем. Выхватив нож, всадил его в грудь и для верности повернул его в ране. Ситуация на судне менялась в нашу пользу. Моя команда теснила к носу уцелевшую кучку разбойников, краем глаза уловил движение сбоку от себя на чужой ладье, там стоял лучник и накладывал на лук стрелу. Ни секунды не раздумывая, всадил ему пулю в грудь. Пока мне не угрожала непосредственная опасность, бросился в каюту и перезарядил штуцер.