– Брать больных можно, но надо сделать комнату, где оперировать, с хорошим светом и инструментами, моих не хватает.
– Скажи, что надо, и мне привезут лучшие инструменты из Порты, Генуи, Парижа.
Я продиктовал и даже нарисовал ему, что мне было необходимо. Писать по-татарски или по-арабски я не умел.
Сайрулла заказал знакомым купцам инструменты, а сам стал готовить по моим указаниям комнату. Сделали подобие операционного стола, отдельно столик для инструментов. Чтобы не удивлять продавцов на рынке поисками хлебного вина, сделали с помощью раба-кузнеца самогонный аппарат‚ и теперь один из рабов постоянно занимался изготовлением самогона – замачивал зерно, добавлял сахар, перегонял, сливал в бутыли. Зато теперь я не зависел от нехватки спирта. Самогон был хорош, градусов семьдесят, горел синим пламенем. Правда, пах противно, да и пился так же. За хлопотами пролетело два месяца, купцы доставили Сайрулле заказанный мной инструмент, операционная была готова.
Первый плановый больной с грыжей был уже готов, тянуть не стали, прооперировали сразу. Первый блин не вышел комом. Вообще, удивительное дело – в средние века, на морях, все заживало как на собаках. А разобраться – антибиотиков нет, стерильных условий для операции нет, какое там кварцевание операционной или палат… Мы обходились проглаживанием простыней для операционной раскаленным утюгом и обработкой рук и операционного поля самогоном. И очень редко получали осложнения в виде нагноений. Здоровы были люди, кто рождался хилым – умирал в детстве, остальные, если и умирали, в основном от ранений и травм или острых заболеваний – вроде аппендицита или той же внематочной беременности. Сравнение здоровья людей разных времен было не в пользу современности. Даже зрение до почтенного возраста было приличным, да и то сказать – телевизоров не было, книги читали только редкие мудрецы или ученые, газет не было. Глаза портить было нечем.
Дальше уже у Сайруллы шло по накатанной дороге, он выискивал больных – но это на первых порах, со временем они искали его уже сами, слухи быстро расходятся, тем более по современным меркам город не так уж и велик, я полагаю около ста тысяч.
После осмотра я оперировал. Сайрулла лишь считал деньги да обеспечивал техническую сторону. За сложные операции я не брался – выхаживать серьезных послеоперационных больных – непросто и хлопотно. Хозяин мой настолько увлекся амбулаторным приемом и отбором больных, что оперировал я один, привлекая Сайруллу в редких случаях для ассистирования.
В один из осенних дней на осмотр пришел венецианский мореплаватель, купец и владелец корабля – Винченцо Сальгори. У него был застарелый часто кровящий геморрой. Лечился почти во всех портах, куда заходило его судно, но без толку. От кого-то прослышал обо мне и решил приехать. Корабль его с товаром стоял в Судаке, до Бахчисарая он добирался с попутным караваном. Я взялся за его лечение, прооперировал через несколько дней. Поскольку он нуждался в перевязках, Сайрулла ежедневно отпускал меня на постоялый двор, где временно расположился Винченцо. Поскольку пациент платил хорошо, причем золотыми солидами, то никаких препятствий не было. В один из дней, закончив перевязку и помыв руки, я присел передохнуть в комнате пациента. Винченцо завел разговор:
– Ты очень хороший хирург! Откуда ты?
– Русский я, из Москвы, с войском Петровым ходил на Азов, попал в плен, сейчас в невольниках у Сайруллы.
– Не надоело тебе быть рабом?
Я грустно посмотрел на Винченцо, хмыкнул.
– С твоими руками в просвещенной Европе ты бы мог прославить свое имя и неплохо заработать.
– Как мне вырваться отсюда, если на шее ошейник, из города не выпускают, денег на дорогу нет.
– В благодарность за твое лечение я помогу тебе, только продумаю план. Если хочешь, живи в моем родном городе – Венеции, я дам денег на открытие своего дела, правда, в рост, проценты невелики. Впрочем, пока об этом говорить рано. В принципе ты согласен?
– Согласен, я сам давно искал способ удрать отсюда. Если все получится, вы внакладе не останетесь.
– Хорошо, я пока обдумаю план, мои слуги помогут подготовиться, ведь нужны лошади, проводник. Вы знаете европейские языки?
– Английский.
– Хорошо, при проводнике нам не надо говорить по-татарски. Это может вызвать ненужные подозрения. Как долго мне нужны еще перевязки?
– Около недели.
– Значит, время еще есть.
Мы пожали друг другу руки и расстались. Я шел к дому хозяина и размышлял, как Винченцо осуществит план. На болтуна он не похож, на альтруиста – тоже. Явно рассчитывает организовать мне в Венеции дело, вложить деньги и получать прибыль. В принципе, так и должно быть, он же торговый человек, у него прибыль в крови сидит. Но не получится ли так, что он перепродаст меня кому-то другому, в ту же Порту. Выбора у меня в любом случае не было, без помощи извне быть мне в рабах у Сайруллы до смерти. Придется положиться на порядочность венецианца.
Каждый день я посещал пациента, пока он не сказал – план готов. Поскольку после операции сидеть, а, самое главное, ехать верхом трудновато, нашли экипаж, мне придется спрятаться под сиденьями и так выехать их города. При первой же возможности снять ошейник, молоток и зубило уже приготовлены, одежда готова тоже. Его люди пока не в курсе, чтобы никто не проболтался, но венецианец заверил меня, что все они будут держать язык за зубами. Проблема только в проводнике, если что-нибудь заподозрит – всем нам не сдобровать. В принципе план хорош и у меня возникло подозрение, что венецианец не в первый раз проворачивает не совсем законные дела. Побег решили устроить завтра, как только я приду на постоялый двор.
Ночью спалось плохо, вечером я заранее положил в сундучок с инструментарием нож, который незаметно выкрал на кухне. Случись непредвиденное, может выручить, не скальпелем же мне махать. Вот денег у меня не было совсем, да и одежда вся та, которая на мне. Не скажу, что она ветхая, но сразу по одежде во мне было видно раба. И еще этот чертов ошейник!
С утра, плотно позавтракав, я захватил свой сундучок и отправился на постоялый двор. Карета уже стояла во дворе, недалеко были слуги купца у оседланных лошадей. Дверца кареты была открыта, Винченцо встал так, чтобы прикрыть меня от чужих взглядов. Я шмыгнул в карету, откинул сиденье и еле втиснулся в узкий и короткий ящик. Следом на сиденье уселся Винченцо, что-то прокричал по-итальянски‚ и мы тронулись. Тесно, темно, изо всех углов поднималась пыль. Я боялся чихнуть и руками зажимал себе нос. Остановились, открылась дверца, вероятно карету досматривали. Короткий разговор по-татарски, звякнула монета – ага, позолотил стражникам руку. Карета снова тронулась. Ура, первое из многих препятствий позади. Удалось выбраться из города. Отъехав от города на несколько верст, Винченцо встал с сиденья, откинул его и я еле выбрался из потайного ящика. Вероятно, ящик служил для личных вещей пассажиров, но никак не для перевозки людей, тем более с моим немаленьким ростом. Мне еле удалось расправить затекшие руки и ноги, после массажа в конечностях закололо, я почувствовал, что чувствительность возвращается.