В моей душе бушевал гнев и ощущение несправедливости по отношению ко мне. Прочь эмоции, надо трезво взвесить ситуацию.
Легче всего сбежать сейчас, пока не заковали в кандалы и не увели далеко от порта. Ночью в незнакомом городе можно заблудиться. К счастью, стражники меня не обыскали, только сняли с пояса саблю в ножнах.
Я вытряхнул в ладонь кистень. Наивные голландцы, небось, и не подозревают о таком оружии. Я с силой метнул кистень старшему стражнику в затылок — он шёл впереди меня. Шедшему справа — ребром ладони ударил по кадыку. Шедший слева от неожиданности застыл. Я тюкнул его кистенем в лоб, но не жестко, не насмерть. Все трое через некоторое время отойдут, очнутся и наверняка поднимут тревогу. Времени у меня немного.
Я забрал у старшего стражника свою саблю, прицепил на пояс и бегом помчался назад, к шхуне.
Вот она, покачивается у причала. Из окон на корме виден слабый свет. Я вихрем ворвался в капитанскую каюту. Французы стояли у стола и в неярком свете масляного светильника рылись в моём трофейном сундучке. На столе лежали две кучки монет. Не иначе как делят.
Маркиз де Люссак стоял спиной к двери и на шум успел лишь обернуться. Я вонзил саблю ему в живот, провернул, вытащил и уколол в сердце. Шевалье де Гравье сидел на скамье рядом со столом ни жив ни мёртв. Такого исхода они явно не ожидали. Избавились от меня, сдав в тюрьму и в дальнейшем на виселицу — пиратов не щадили — и сразу же давай деньги делить. Интересно, кому бы досталась шхуна и груз чая? Или продали бы и выручку поделили?
Я смотрел в глаза шевалье, раздумывая, как поступить с ним? Де Гравье сполз со скамьи, встал на колени:
— Пощади, я не виноват, это всё он придумал, — рукой шевалье показал на убитого маркиза.
Я уже решил не убивать его — свяжу, брошу в трюм, долго он не просидит. Стражники очнутся, пойдут к шхуне и освободят его. Но шевалье поступил иначе. Когда я, отвлёкшись от него, стал собирать монеты со стола и бросать в сундучок, он выхватил из-за пояса пистолет. Краем глаза я заметил резкое движение, присел и с левой руки выбросил кистень. Шипастый груз вонзился ему в переносицу, из носа хлынула кровь, и шевалье упал на ковёр, так и не спустив курок. Эти двое равны друг с другом в своей подлости.
Я сгрёб в сундучок последние монеты, захлопнул крышку. Надо срочно уносить ноги.
Взгляд упал на шкаф. Я распахнул дверцы, надел расшитый золотом камзол. Конечно, я выглядел странновато — богатый камзол, грязноватые, потасканные штаны, и на голове нет даже захудалой шляпы. Ладно, не в торговой лавке. Я подхватил сундучок и спустился со шхуны на причал.
Куда идти? Решил выбрать небольшое судно, где бы нашлась для меня каюта — пусть и маленькая, и уговорить капитана доставить меня в Ганзейские земли — тот же Росток. Безрезультно обошёл три судна, а на четвёртом повезло. Капитан небольшого шлюпа согласился подбросить меня до Ростока.
— Располагайтесь, мсье, вот каюта. Завтра с утра выйдем в море.
— Я бы настоятельно просил выйти прямо сейчас.
— К чему такая срочность?
— Дела, за срочность — двойная цена.
Лицо капитана расплылось в слащавой улыбке:
— Можно выйти и сейчас, но я бы хотел получить все деньги вперёд.
Или он меня за нищего принял? А может, за грабителя, которого вскоре могут арестовать, и тогда плакали его деньги? Я усмехнулся и отсчитал капитану четыре золотых. Капитан попробовал монеты на зуб, удовлетворённо кивнул головой и зычно рявкнул: «Боцман!».
Как из преисподней перед нами предстал боцман — с виду сущий пират. У меня шевельнулась мыслишка: «Не попал ли я из огня да в полымя?»
Капитан бросил боцману:
— У нас на борту уважаемый гость. Проводи его в каюту и поднимай своих лежебок, выходим в море.
— Есть, капитан!
Боцман провёл меня в каюту, пожелав спокойной ночи, вышел, и тут же раздалась трель боцманской дудки. По палубе затопали ноги босых матросов. Кораблик качнуло, в борт ударила волна. Мы отходили от причала.
Я осмотрел каюту. Малюсенькое помещение два на два метра — узкий рундук с матрасом сверху, скромный шкаф и столик с зеркалом над ним в углу. Над дверью горит масляный светильник. Никаких окон или иллюминаторов нет. Глухой ящик. Мне это не понравилось, учитывая разбойничью рожу боцмана.
Я нашёл деревянную задвижку на двери, заперся изнутри. Повесил нарядный камзол в шкаф, снял сапоги и улёгся на рундук, уложив рядом с собой саблю, а на стол — заряженный пистолет. Сундучок стоял под столом, не бросаясь в глаза. Теперь можно и отдохнуть.
Качка усилилась, корпус судна кренился на правый борт. Похоже — вышли из порта, идём в открытом море.
Незаметно я уснул и проснулся утром от стука в дверь.
Я открыл задвижку, держа за спиной пистолет.
— Завтрак готов, мсье. Куда прикажете подать — в каюту или на палубу?
— В каюту.
Матрос принёс на подносе завтрак — тонкие ломти хлеба с копчёным мясом, кусочки сыра и кувшин вина. Я не спеша позавтракал и поднялся на палубу.
Вовсю сияло солнце, ветерок надувал паруса шлюпа. До верхней палубы долетали брызги от волн, бьющих в борт. После спёртого воздуха в каюте просто замечательно дышалось.
Я подошёл к капитану, стоящему на мостике рядом с рулевым.
— Где мы находимся?
— Справа от нас уже идут германские земли. Ежели погода продержится такой, как сейчас, завтра уже будем в Ростоке.
— Отлично!
Ага, значит, уже обогнули материковую часть Дании и плывём по Балтике. Я и понятия не имел, где этот чёртов Росток, кроме того, что это где-то на севере Мекленбурга — одной из германских земель, но не говорить же об этом капитану.
И правда, к исходу следующего дня мы ошвартовались в Ростоке, и я благополучно сошёл на немецкую землю.
Порт был большой, но не шёл ни в какое сравнение с Амстердамом — тот был поболе раза в три. Я походил по причалам, но российских судов не нашёл, и пришлось взойти на попутное судно, следовавшее до Ревеля. Судно было торговым, но имелось у него одно преимущество перед всеми — оно отправлялось тотчас. Фактически я вскочил на подножку уходящего поезда.
Небольшую двухместную каюту пришлось делить с каким-то торговцем, который мне не мешал, проспав почти весь путь…
Через три дня мы достигли балтийского побережья Новгородской земли, и я сошёл в Мемеле, а через два дня был в Яме. Дальше мой путь лежал по суше. Да и надоели эти корабли изрядно: места мало, еда однообразная — сухари, солонина, к тому же скорость и целостность корабля зависит от погоды. Дует ветерок — идёт судно, полный штиль — кораблик может простоять в миле от порта назначения день, а то и неделю. Нет, не по душе мне морские вояжи. Да и душа уже рвалась домой. Всего-то километров шестьсот до Вологды и осталось. Добираться решил через Устюжну, почти напрямик.