Немного отпустило голову. Я встал, оделся, по старой памяти нашёл туалет — выпитое настойчиво просилось наружу. Снизу, с первого этажа раздавался голос Ивана.
Я спустился в трапезную. Я бы обязательно посмеялся над купцом, коли сам чувствовал бы себя хорошо. Лоб перетянут полотенцем, под глазами мешки. Трясущимися руками пытается удержать кружку. На столе — огуречный рассол, квашеная капуста, квас. Можно сказать — весь домашний арсенал от похмелья.
Иван слабо кивнул в ответ на моё приветствие.
— Садись. Тоже болеешь? Поправишься.
Я налил здоровенную кружку кваса, с наслаждением выпил. Во рту хоть сушить перестало.
— Нет, здоровье уже не позволяет столько пить. Ты не помнишь — чем вчера всё закончилось?
— Да ничего не случилось. Пир закончился, все разошлись по комнатам — отдыхать.
— Отдыхать? Пожалуй, пойду отдохну. Ты не против, если делами мы займёмся попозже?
— Ради Бога, время позволяет.
Встретились мы вновь после пополудни, за обедом. Ничего особо не ели — похлебали горячего, наваристого супчику. Все сидели с помятыми лицами.
— Так, делу — время, потехе — час. Пошли ко мне в кабинет.
Иван решительно поднялся, затопал по лестнице. В кабинете он залез в сундук, вытащил мешочек с монетами.
— Это за дом. Сейчас посчитаю, сколько я тебе за аренду паромов должон.
Иван долго чиркал писалом по дощечке.
— Ого — изрядно выходит. Однако отдавать надо.
Иван достал приличного размера мешок серебра, отсчитал деньги, ссыпал их в маленький мешочек, протянул мне.
— Всё, мы в расчёте.
— Обмывать будем? — пошутил я. И чуть не пожалел о сказанном.
Иван схватился за голову, замычал.
— Нет, не сегодня, слышать о выпивке не могу — ажио тошнит.
К вечеру Иван, я и Федор отошли, скромно попили чаю с баранками.
Следующим днём я с Федькой обошёл пешком город. Было интересно посмотреть — не изменилось ли чего? По возвращении домой, в Вологду, Лена точно будет расспрашивать о родном для неё городе. За время моего отсутствия город не изменился, знакомых я не встретил, а специально заходить в кремль не стал.
Дабы не обременять хозяина, мы стали собираться в обратную дорогу. Осень на носу — хорошо, если сухая будет, а если дожди зарядят? На иных дорогах кони по брюхо в грязь уходят. Поэтому следующим днём мы и выехали, тепло попрощавшись с Иваном.
Ехали мы не спеша — то на рысях, то шагом, давая коням отдохнуть — всё же путь предстоял дальний, однако к вечеру тридцать вёрст проехали. Так и пошло — днём ехали, а к вечеру заворачивали на постоялый двор.
Недалеко от Владимира в уже надвигающихся сумерках на перекрёстке дорог свернули на вовремя подвернувшийся постоялый двор. В воротах столкнулись с другими постояльцами, ехавшими допрежь навстречу. Кони сшиблись.
— Куда прёшь, скотина! — заорал всадник и огрел Федьку плетью. Я в ответ не замедлил пустить в ход свою плеть, отстегав нахала — бить чужого холопа не позволено никому, только хозяин мог наказать слугу. Неписаные правила однозначно расценивали сей поступок незнакомца как оскорбление хозяина.
Ко мне подъехал на коне вальяжного вида молодец с едва пробившейся бородкой.
— Ты кто таков будешь? Я — боярских детей, Алексей Анкудинов, — гордо заявил всадник.
— Я — Георгий Михайлов, боярин вологодский. Извиниться за своего холопа не желаешь?
Добрый молодец слегка сник, но гордыня не позволяла признать неправоту.
— Он конём моего холопа сшиб.
— Не лги, я видел, тем более — твой холоп поднял руку на моего.
— Извини, — процедил молодец сквозь зубы и въехал во двор.
Прислуга приняла от нас коней, мы занесли вещи в комнату и спустились в трапезную. Народу было немного — степенные купцы за столом, за другим — люд явно мастерового вида. В углу уже сидел молодой нахал с тремя своими слугами. Мы с Федькой уселись подальше от них. Ссоры мне ни к чему, но обиды спускать я не намерен.
Мы заказали еду, а пока половой принёс нам кувшин пива и карасей, жаренных в сметане. В углу сразу же заказали несколько кувшинов вина. Ему только вина и не хватало — и так заносчив и задирчив сверх меры.
Слуга принёс нам гречневой каши, жареную курицу, всё поставил на стол и опрометью бросился за пряженцами с квасом. Сидевший на краю скамьи один из слуг боярского сына подставил ногу, и половой упал, разбив лицо. Трактирщик неодобрительно покачал головой, но пенять гостям не стал.
Голоса за этим столом звучали всё громче. Сидевшие по соседству мастеровые, явно почуяв сгущавшуюся атмосферу агрессии, быстро расплатились и ушли. Федька тоже было дёрнулся уйти, но я приказал:
— Сиди и ешь спокойно, я боярин, а не смерд.
Сидевшие за столом молодые нахалы стали осмеивать купцов. Пожилой купец возмутился:
— Ты бы уважал мои седины, недоросль.
— Как ты меня назвал, пень трухлявый? — привстал из-за стола боярский сын.
Мне надоело смотреть на выходки пьяной компании. Почему постояльцы должны терпеть поношения? Из оружия у меня был только нож на поясе да кистень в рукаве. С боевым оружием приходить в общественное место было не принято.
Я встал, подошёл к столу забияк.
— Сам извинишься перед купцом или тебя принудить?
— Да кто ты таков? Боярин из худородных, что…
Он не успел договорить. Себя поносить я и раньше не позволял. Я резко выбросил вперёд ребро ладони и ударил его в шею. Нахал обмяк, осел на лавку. Холопы его вскочили, схватились за ножи. Я бросил кистень в ближайшего ко мне холопа, угодив ему в локтевой сустав. Холоп взвыл от боли, уронив нож. Со мной рядом возник Фёдор с ножом в руке. Нас было двое против двоих оставшихся холопов, но за мной — перевес. Я — боярин, пусть и не знатного рода, а он — всего лишь холоп. В любом суде моё слово весомее будет. Да и позиция для драки у них проигрышная — они сидят на лавках за столом, из-за которого ещё выбраться надо, я же — на ногах.
Холопы задвинули ножи в ножны.
— Так, берёте своего недоросля и все — вон с постоялого двора, не то рассержусь, тогда пожалеете. Хозяин! Сколько они задолжали за еду?
— Две полушки.
Я указал на холопа:
— Отдай деньги!
Он кивнул на боярского сына:
— У него деньги.
— Так возьми.
Холоп открыл поясной кошель, отсчитал хозяину деньги.
— Выводи своих коней, забирай хозяина и катитесь отсюда, куда хотите, чтоб духу вашего здесь не было.
Холопы молча поднялись, подхватили под руки молодого боярина и вывели его из трактира.