Кто бы это мог быть?
Подъехали к развалинам, спешились. Никого не видно.
— Фёдор, ты не ошибся?
— Да нет же, человека видел, мужеска полу.
— Давай посмотрим.
И не успели мы отойти от лошадей на пару шагов, как из-за кустарника вышел молодой — лет двадцати пяти — мужчина. Одет не по-нашему — по-европейски. Плащ с застёжкой у горла, большой малиновый берет, штанишки короткие, башмаки с бронзовыми пряжками. В голове как сверкнуло — а ведь вещал призрак про потомка князя Лосевского. Не он ли это?
— Эй! Ты кто?
У незнакомца был странный пронизывающий взгляд.
— Сами кто будете? Встрял Фёдор:
— Ты перед князем стоишь, владельцем вотчины, шапку ломай да поклонись!
— Я сам княжеского рода, не пристало мне перед ровней кланяться.
Настал мой черёд:
— Так ты не потомок ли князя Лосевского?
— Он самый и есть, Вацлав, князь Лосевский, — слегка наклонил голову незнакомец Имечко-то польское — из Ливонии? Княжич как будто меня не слышал — побрёл мимо нас, глядя себе под ноги.
— Ты не предка ли своего следы ищешь? Так схоронили его днями.
Княжич резко обернулся, сверкнул глазами. Ох и неприятный у него взгляд!
— Так вы что — нашли тело?
— Скелет уж один остался в ветхом рубище. Но похоронили по-христиански, в церкви отпели. Где могила его, показать?
Вацлав промолчал, думая о своём. Похоже, слова наши его не заинтересовали.
— Значит, уже побывали там? — он показал взглядом под землю. — А я надеялся…
Княжич пробормотал что-то неразборчиво.
— Чего говоришь-то?
— Ценности, я полагаю, присвоили?
— Всё, что на моей земле, мне и принадлежит.
— Да это понятно. Но одну вещь я бы хотел заполучить.
— Какую?
— Фолиант один важный, что в сундучке малом был.
Вмешался Федька — вот неугомонный.
— Так все книги и свитки в Спасо-Прилуцком монастыре, нам они без надобности.
— Молчи, смерд.
Княжич махнул рукой, и Федька замер. Он просто застыл, как изваяние, с поднятой рукой и открытым на полуслове ртом.
— Княжич, ты на моей земле, и хоть гостя обижать не след, я могу и нарушить обычай предков.
— Ты? — По устам Вацлава прозмеилась улыбка. Он пробормотал несколько слов себе под нос, и вдруг неожиданно из густой травы на меня поползли огромные змеи. Тварей этих я всегда недолюбливал, если не сказать — побаивался. Выхватив саблю из ножен, я несколькими взмахами отрубил им головы. И вот что интересно — отрубишь голову, а змея исчезает, вроде её и не было. Не иначе — химера, обман.
Я подступил к княжичу с саблей:
— Попугать захотелось? Пшёл вон с моей земли!
— Мне угрожаешь, червь? — ощерился Вацлав.
Вскипела кровь; я взмахнул саблей, ударив наглеца поперёк груди. Сабля перерубила тело. Сзади раздался смешок.
Я резко обернулся. Княжич стоял в трёх шагах от меня как ни в чём не бывало.
Я повернул голову — никакого порубленного тела, вообще никого. Он что — неживой? Дух? Или магией так ловко владеет?
— Не пробуй меня убить — не получится!
Но я поймал его тревожный взгляд, брошенный на рукоять стилета. А ведь в ручке-то у него заклинание, что я прочесть не смог. Попробовать, что ли?
Я выхватил стилет и снизу, без замаха, метнул в княжича. Похоже, удар достиг цели, или стилет в самом деле обладал какой-то необычной силой.
Княжич схватился за живот, попытался вытащить стилет, но силы его иссякли, и он упал на спину.
Сбоку раздался вздох, и я дёрнулся в сторону. Но это Фёдор отошёл от оцепенения.
Князь, а что произошло — я ничего не помню.
— Наваждение, Федька. Княжич его навёл, магией он владел.
— Княже, ты погляди, что деется! — изумился Федька.
Я повернулся к телу княжича и ахнул. Быстро — на глазах — кожа на его лице и руках стала сморщиваться, глаза впали, — даже одежда стала ветшать, терять цвет, и на ней появились дыры. К своему удивлению, через несколько минут мы увидели перед собой глубокого старика в рубище.
— Ну ни фига себе! — Федька от избытка чувств не мог подобрать слов.
Я и сам был поражён, столкнувшись с действием магии вплотную.
— Слушай, княже. Старики бают, что нечисть нельзя оставлять на земле — ночью покойник ожить может. Сжечь бы тело надо!
— Тогда хворост собирай да дерево сухое. Фёдор отправился за хворостом, благо — далеко ходить не надо. Вернулся с охапкой, потом со второй. Притащил небольшое сухое деревце, подрезал ствол ножом, сломал ногой.
— Мы обложили тело хворостом. Фёдор надёргал мху поднёс огонь Ой, княже, у него же стилет твой, вон — в животе торчит.
— Чёрт с ним, со стилетом — поджигай.
Я опасался, что вытащи я стилет — и покойник оживёт. Не зря, надо полагать, опасался — ведь сабля моя ему вреда не причинила, а удар стилетом смертельным оказался. И всё потому, видимо, что заклинание в рукояти лежит. Жалко, что перевести текст не успел, но запомнил его накрепко. Ладно, Савва поможет с переводом.
Понемногу пламя охватило тело. Фёдор подбрасывал сломанные ветки дерева в слабеющий огонь.
Мы зашли с подветренной стороны — приторный запах жжёного мяса был невыносим.
— Фёдор, неси ещё дров — хворост прогорит быстро, а одного деревца не хватит.
В пламени тело Вацлава повело, временами казалось, что он шевелится. «Не дай бог, оживёт княжич», — подумал я. Кол бы осиновый ему в грудь вогнать, да осин поблизости нет, вёрст пять до осиновой рощицы — за Смоляниново, по дороге к тучковскому имению Талица.
Фёдор, едва притащив сухую корягу, бросил её в огонь и пошёл в лес снова, сделал три ходки. Костёр бушевал уже вовсю.
По-хорошему надо было бы сложить брёвна и на них уже положить тело. Но притрагиваться к нему не хотелось обоим: Фёдор просто боялся — животным страхом, я же опасался, не выкинет ли чародей напоследок какой-нибудь фокус — а ну как дух его в тело моё перейдёт?
Мы смотрели на огонь, подкидывали в костёр ветки.
Наконец пламя стало угасать, лишь угли багрово рдели. От тела остался лишь обугленный череп и кости.
— Всё, Фёдор, поехали, и так много времени потеряли.
Мы взобрались в сёдла и тронулись в деревню. Всю дорогу молчали, переживая случившееся.
С Андреем уговорился быстро — согласился управляющий новые земли посмотреть, а за себя младшего сына Павла оставлял.