Видя, что переправа проходит гладко, в воду вошла вторая полусотня. Когда до первых переправляющихся уже было недалеко — метров пятьдесят, я скомандовал:
— Огонь!
Громыхнул залп. Берег затянуло дымом.
— Перезаряжай!
Ратники натренированными движениями стали перезаряжать пищали. Вот уже к выстрелу готовы все. Дым снесло в сторону. Отличная работа! Из первой полусотни на воде держалось не более десятка, да и те повернули назад, к противоположному берегу.
Повернула назад и вторая полусотня.
— Огонь!
Громыхнул второй залп. Жалко, что его эффективность была ниже. Все-таки уже далековато для картечи. Эх, пушечку бы сюда — небось, на берегу не гарцевали бы так нагло-смело.
В отместку за картечь татары выпустили в нашу сторону несколько стрел. Впрочем, без толку. Стрелы едва достигали середины реки, не причиняя нам никакого вреда. Ратники хохотали над бессильной злобой татар. Один из макаровских ратников выскочил на открытое место, приспустил порты, наклонился и похлопал себя по заднице. Уязвленные татары, видя такое непотребство, завыли, засвистели.
Пора отсюда сматываться. Второй раз сегодня именно на этом месте они больше не полезут.
Татары собрались и ушли вглубь. Куда-то они выйдут?
Мы прошли к лошадям, продолжили дозор вдоль берега. Надо все-таки местность осмотреть и узнать, что там у боярина Коврова делается. Но далеко отъехать мы не успели — раздался приближающийся топот копыт.
— Сабли наголо!
А навстречу на рысях — сам боярин со своими ратниками.
— Это у вас стрельба была?
— У нас. Татары переправиться пытались, да помешали мы им. Не менее полусотни отправили на дно, раков кормить.
— Тьфу ты, нечистая сила — сроду раками брезговал! — перекривился боярин.
— У тебя тихо?
— Тихо покамест.
В этот день стычек больше не было, и мы вернулись в Коломну. Откуда нам тогда было знать, что совсем рядом, на том берегу реки, соединились в огромную орду три силы: крымчаки хана Магмет-Гирея, отряды татар брата его младшего, Сагиб-Гирея, хана казанского, и украинские козаки под рукою атамана, наместника Черкасс, Евстафия Дашкевича?
И перешли объединенные силы врагов Руси Оку выше по течению. Государь успел-таки выслать рать на Оку, под Серпухов, но московское ополчение не смогло воспрепятствовать переправе степной орды. Непонятно, почему, но главным воеводой государь поставил юного князя Димитрия Вельского, коему от роду и двадцати двух лет не было, человека надменного и безрассудного, сына князя Федора Вельского — литовского вельможи, перешедшего на сторону великого князя московского.
Был с воеводой и брат Василия Иоанновича — великий князь Андрей, были и другие воеводы, значительно более сведущие в деле воинском — да те же Иван Воротынский, Владимир Курбский, Шереметев и оба Замятнины. Однако же перечить приказам юного царедворца опытные и храбрые мужи не посмели. За что и поплатились.
Враги сошлись на берегу Оки. Ударил Магмет-Гирей жестоко. Московское ополчение было опрокинуто многочисленным неприятелем. Побросав пушки и обозы, бежала русская рать. А Курбский, Замятнины да Шереметев убиты в том бою были.
Некому было удержать неприятеля от грабежа на всем пространстве от Коломны до самой Москвы. Предав огню селения от Нижнего Новгорода до берегов Москвы-реки, татары угнали в плен несметное число жителей, и долго продавали невольников толпами в Кафе и Судаке. Дети крымцев учились на невольниках умению пытать и убивать. Рабы на рынках подешевели — люди гибли от голода, побоев и ужасного обращения.
Нашествие варваров было самым ужасающим и трагичным за все время правления Василия Иоанновича.
Но я тогда с ратниками стоял в Коломне и еще не знал, что для меня и людей моих война, по-настоящему не начавшись, по сути, уже проиграна. Мы узнали об этом через два дня, когда к городским воротам подошли остатки разбитой русской рати, принеся в город страшные известия.
Город замер в ожидании ужасной участи. Однако же татары двинулись на Москву, и двадцать девятого июля хан крымский во главе громадного войска уже стоял в нескольких верстах от столицы. Запылали в огне пригороды. Несмотря на предупреждения лазутчиков, нашествие застигло Василия III врасплох. Испугался государь и удалился в Волок — дожидаться, когда подоспеют псковские и новгородские полки, поручив оборону столицы царевичу Петру и боярам.
Почти две недели стояла орда Магмет-Гирея, угрожая сжечь всю Москву и ожидая признания поражения государем.
Митрополит Варлаам усердно молился с народом, воеводы с царевичем Петром готовили защиту, полагаясь на пушки и умение пушкарей. Да вот беда — огненных припасов не хватало, в первую очередь пороха. Сказывалась и другая беда — ужасная теснота в кремле грозила неминуемой заразой и эпидемией.
Предвидя худые последствия, слабые начальники вздумали умилостивить хана Магмет-Гирея богатыми дарами и отправили к нему посольство и бочки с крепким медом.
Опасаясь собирающейся русской рати, хан согласился не тревожить столицы — снять осаду и мирно уйти, ежели московский правитель обяжется письменной клятвою платить ему дань. Зачем же резать курицу, если она может нести золотые яйца?
Василий Иоаннович смалодушничал и, боясь бедствий для Москвы, предпочел принять постыдные условия крымского хана, нежели испытать опасности кровопролитной битвы.
Бояре написали хартию, скрепили печатью государя и вручили Магмет-Гирею. Довольный достигнутым, хан быстро отвел орду в рязанские земли, где располагался его стан.
Однако же на этом бедствия для земли русской не кончились. Атаман Козаков украинских, чувствуя себя обделенным и, жаждая добычи, настойчиво советовал хану обманом взять Рязань, в коей воеводствовал Хабар Симский, воин опытный, умелый и храбрый. Хан, желая усыпить его бдительность, послал ему постыдную грамоту в подтверждение того, что война кончилась, и государь признал себя данником Крыма. Меж тем войска татарские подходили под стены города — якобы для обмена пленными. Воевода Хабар Симский по требованию хана выдал ему всех пленников, а также заплатил сто рублей серебром за освобождение князя Федора Оболенского, попавшего к татарам в плен. Однако же число татар и литовцев под стенами города и, самое опасное — у городских ворот — продолжало нарастать. Предчувствуя готовящийся штурм, воевода приказал пушкарям открыть огонь. И здесь отличился искусный рязанский пушкарь, немец Иордан — одним выстрелом картечи он положил врагов множество, отогнав татар от стен города. В ужасе они рассеялись.
Двенадцатого августа коварный хан удалился в степи и — спешно, получив от гонца известие о том, что в его собственные владения вторглись астраханцы.
Описание находчивости и смелости рязанского воеводы Хабара Симского, спасшего не только Рязань, но и честь государя, внесли в книги разрядные и родословные на память потомкам. Ведь постыдная хартия московская осталась в руках воеводы, избавив Русь от дани. Симского за деяния его возвели в сан боярина.