Приступал я к работе рано, трудился до обеда, потом – часовой перерыв, и заканчивал, когда начинало темнеть, поскольку ничего не было видно. Не работать же при свечах? Тем более что дни становились короче, и темнело с каждым днём всё раньше.
Вымотанный работой, я решил устроить себе выходной. Послеоперационных больных, требующих постоянного внимания, не было, да и Ахмед на судне придёт с новой партией болящих не раньше, чем через три дня.
Рано утром я сел на застоявшегося коня и погнал его в усадьбу Матвеевых.
Боярыня и её отец встретили меня приветливо.
– Что же ты нас забыл? – укорила меня Варвара. – Обещал бывать, а сам?
– Прости, Варенька, дел невпроворот. Вот устроил себе день отдыха – и сразу к вам.
Варю поддержал отец.
– Осень не за горами, дороги развезёт – тогда даже при желании к нам не добраться.
После небольшого обеда решили мы с Варей прогуляться. Не спеша прошли по мосткам через ручей, потом по опушке леса. Хорошо-то как в лесу! Воздух свежий, пахнет травой, листьями. Деловито летают жучки, стрекочет неугомонная сорока, в кустах поют невидимые птицы.
Уселись на берегу небольшого ручья. Поговорили о том, о сём. Я рассказал ей несколько смешных историй. Варя улыбалась, и ямочки на её щеках выглядели очень мило. Дочь боярская оказалась довольно грамотной, рассказывала, с каким удовольствием читала книги – разные, почти все рукописные в это время, и производила приятное впечатление живостью ума и своей непосредственностью.
Мы вволю наговорились. Никаких поползновений приобнять или как-то сблизиться я не делал, помня предостережение Велимира о строгих нравах отца Вари. Мне было приятно пообщаться в спокойной обстановке расслабленности и отдыха. Да и некоторая доля ответственности была – всё же боярская дочь, не холопка. Не для того я её отбивал у злодея Сорокина, чтобы вот так просто взять и изнасиловать в кустах.
– Пора! – с грустью произнесла Варя. – А то папенька беспокоиться начнёт.
Мы побрели назад к дому. В целости я сдал её с рук на руки боярину. Тот ревниво оглядел дочь и, видимо, не нашёл повода придраться.
Холоп подвёл мою лошадь, мы тепло попрощались, и к вечеру я уже был в городе.
Улёгшись в постель, я снова и снова вспоминал события прошедшего дня, силясь понять – что меня привело в дом боярина Матвеева? Нравилась ли мне Варя? Пожалуй, да. Но форсировать отношения пока не хотелось, слишком саднила душевная рана от расставания с Дарьей и сыном.
События последующих дней враз перевернули мой уже ставший привычным жизненный уклад.
С очередным рейсом пришёл татарин Ахмед. В приёмную комнату он обычно входил первым, постучавшись, говорил – сколько человек доставил и интересовался, кого из пролеченных больных можно забрать назад. Потолстел Ахмед, халат дорогой купил. Я подозревал, что с пациентов он хорошо берёт за перевоз и доставку к лекарю. И заходил он ко мне больше для поднятия своего авторитета среди соплеменников. После покорения Казани Иоанном Грозным присмирели татары, поутихли, однако же память о владычестве и силе Казанского ханства и о многочисленных русских рабах ещё была сильна.
В этот приезд после уже обычного стука в дверь Ахмед вошёл спиной вперёд и пропустил в комнату знатного мурзу. Это определялось с первого взгляда – богатая одежда, надменное лицо, презрительный взгляд раскосых глаз. Не знаю, на какой приём рассчитывал мурза, но вставать и кланяться я не собирался.
Ахмед услужливо пододвинул мурзе стул и вышел. Гость молча смотрел на меня, видимо оценивая.
– Я мурза татарский Камчи-нойон. Послан визирем. Сможешь помочь?
– Ты не сказал суть дела, мурза.
Разговор шёл на татарском – видимо, Ахмед предупредил о моём неплохом знании языка Камчи-нойона.
– Откуда ты знаешь мой язык, урус? В плену был?
– Довелось, – нехотя признал я.
Татарин бросил взгляд на моё левое ухо.
– Не вижу отметины от серьги раба.
– И не увидишь. Я был лекарем у достойного человека и лечил самого визиря, получив в благодарность перстень и свободу.
– Когда же это было?
– Очень давно, мурза, когда тебя ещё не было на свете.
– Сколько же тебе лет?
– Сколько дашь, все мои.
– Дерзишь? – вспылил мурза.
– Не забывайся! Я у себя дома, а ты в гостях у меня. Могу и обидеться.
– Прости, – отступился мурза. – Погорячился.
– Давай ближе к делу, меня люди ждут.
– А, подождут, – брезгливо махнул рукой мурза.
– Мне решать, – не удержался я.
– Так вот, – взяв себя в руки, продолжил мурза, – заболел визирь. Не знаю чем, только сходить на двор по малой нужде не может. Прислал меня, чтобы уговорить тебя ехать в Казань.
– Ни за что!
Мурза забеспокоился. Видимо, ему был дан строгий наказ – без лекаря не возвращаться. А зная крутой нрав их ханов, визирей и прочего властного люда, я не сомневался, что в случае невыполнения наказа мурза мог запросто лишиться головы.
– Мы хорошо заплатим!
– Хорошо – это сколько?
– Десять золотых.
– Дёшево визирь ценит мою и свою жизни.
– Пятьдесят! – сразу накинул мурза.
– Деньги они, может быть, и заплатят, только кто даст мне гарантию, что я с деньгами и живой вернусь назад?
– Я слово даю.
– Слово, данное правоверным неверному, недорого стоит.
Мурза задумался. Я решил прервать мысли посланника визиря.
– Пятьсот монет золотом, и ты сам останешься заложником.
– Пятьсот – это много!
– Жизнь и здоровье визиря стоят дороже. К тому же я уверен, что местные лекари уже пытались лечить визиря. Теперь у него просто нет другого выхода.
Я не желал уступать. В конце концов я не отказывал в лечении даже бедным крестьянам, у которых не было и медной полушки. Но визирь – человек не бедный, и к тому же злата-серебра награбили в своё время татары у соседей немерено, пусть теперь поделятся.
– Якши, будут деньги, – решил мурза.
– Сначала деньги, потом стулья, – некстати вспомнил я фразу из Ильфа и Петрова.
– Какие стулья?
– Ты ослышался. Давай деньги вперёд и муллу с Кораном.
– Зачем?
– Слово мне дашь на Коране, что живым вернусь.
– Я охрану тебе дам – у меня воины есть.
– Муллу и слово, причём поклянёшься на Коране, – повторил я.
– Ай, какой ты неуступчивый.
– Жизнь научила.
– Якши. Я ухожу искать муллу, но я вернусь.