— Вот! - сказал Энлиль Маратович. - Именно. Я сам ни за что бы так ясно не сформулировал. Теперь представь себе, что человеческий мозг - это компьютер, про который никто ничего не знает. Сейчас ученые считают, что он похож на хард-диск, на котором записано все известное человеку. Но может оказаться и так, что мозг - просто модем для связи с сетью, где хранится вся информация. Можешь такое вообразить?
— В общем да, - сказал я. - Вполне.
— Ну а дальше все просто. Когда пользователь связывается со своей ячейкой, он вводит пароль. Если ты перехватываешь пароль, ты можешь пользоваться чужой ячейкой точно так же, как своей собственной.
— Ага. Понял. Вы хотите сказать, что пароль - это какой-то информационный код, который содержится в крови?
— Ну пожалуйста, не надо употреблять это слово, - наморщился Энлиль Маратович. - Отвыкай с самого начала. Запомни - на письме ты можешь пользоваться словом на букву "к" сколько угодно, это нормально. Но в устной речи это для вампира непристойно и недопустимо.
— А что говорить вместо слова на букву "к"?
— Красная жидкость, - сказал Энлиль Маратович.
— Красная жидкость? - переспросил я.
Несколько раз я уже слышал это выражение.
— Американизм, - пояснил Энлиль Маратович. - Англосаксонские вампиры говорят "red liquid", а мы копируем. Вообще это долгая история. В девятнадцатом веке говорили "флюид". Потом это стало неприличным. Когда в моду вошло электричество, стали говорить "электролит", или просто "электро".
Затем это слово тоже стало казаться грубым, и начали говорить "препарат".
Потом, в девяностых, стали говорить "раствор". А теперь вот "красная жидкость"… Полный маразм, конечно. Но против течения не пойдешь.
Он посмотрел на часы.
— Еще вопросы?
— Скажите, - спросил я, - а что это за чулан с вешалкой?
— Это не чулан, - ответил Энлиль Маратович. - Это хамлет.
— Хамлет? - переспросил я. - Из Шекспира?
— Нет, - сказал Энлиль Маратович. - Это от английского "hamlet", крохотный хуторок без церкви. Так сказать, безблагодатное убежище. Хамлет - это наше все. Он связан с немного постыдным и очень, очень завораживающим аспектом нашей жизни. Но об этом ты узнаешь позже.
Он встал с кресла.
— А теперь мне действительно пора.
Я проводил его до порога.
Повернувшись в дверях, он церемонно поклонился, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Мы рады, что ты снова с нами.
— До свидания, - пролепетал я.
Дверь за ним закрылась.
Я понял, что его последняя фраза была адресована не мне. Она была адресована языку.
Мазь, которую оставил Энлиль Маратович, подействовала неправдоподобно быстро - на следующее утро синяки под моими глазами исчезли, словно я смыл с лица грим. Теперь, если не считать двух отсутствующих зубов, я выглядел в точности как раньше, отчего мое настроение сильно улучшилось. Зубы тоже росли - мне все время хотелось почесать их. Кроме того, я перестал сипеть - мой голос звучал как прежде. Приняв положенное количество кальция, я решил позвонить матери.
Она спросила, где я пропадаю. Это была ее любимая шутка, означавшая, что она попивает коньячок и находится в благодушном настроении - вслед за этим вопросом всегда следовал другой, "а ты понимаешь, что рано или поздно ты действительно пропадешь?".
Дав ей возможность задать его, я наврал про встречу одноклассников и дачу без телефона, а потом сказал, что буду теперь жить на съемной квартире и скоро заеду домой за вещами. Мать сухо предупредила, что наркоманы не живут дольше тридцати лет и повесила трубку. Семейный вопрос был улажен.
Затем позвонил Митра.
— Спишь? - спросил он.
— Нет, - ответил я, - уже встал.
— Энлилю Маратовичу ты понравился, - сообщил Митра. - Так что первый экзамен, можно считать, ты сдал.
— Он говорил, что сегодня придут какие-то учителя.
— Правильно. Учись и ни о чем не думай. Стать вампиром можно только тогда, когда всосешь все лучшее, что выработано мыслящим человечеством.
Понял?
— Понял.
Как только я положил трубку, раздался звонок в дверь. Выглянув в глазок, я увидел двух человек в черном. В руках у них были темные акушерские саквояжи.
— Кто там? - спросил я.
— Бальдр, - сказал один голос, густой и низкий.
— Иегова, - добавил другой, потоньше и повыше.
Я открыл дверь.
Стоявшие на пороге напомнили мне пожилых отставников откуда-нибудь из ГРУ - румяных спортивных мужиков, которые ездят на приличных иномарках, имеют хорошие квартиры в спальных районах и собираются иной раз на подмосковной даче бухнуть и забить козла. Впрочем, нечто в блеске их глаз заставило меня понять, что этот простецкий вид - просто камуфляж.
В этой паре была одна странность, которую я ощутил, когда увидел их. Но в чем именно она состоит, я понял только тогда, когда Бальдр и Иегова стали приходить поодиночке. Они были одновременно и похожи друг на друга, и нет.
Когда я видел их вместе, между ними было мало общего. Но, встречая их по отдельности, я нередко путал их, хотя они были разного роста и не особо схожи лицом.
Бальдр был учителем гламура. Иегова - учителем дискурса. Полный курс этих предметов занимал три недели. По объему усваиваемой информации он равнялся университетскому образованию с последующей магистратурой и получением степени Ph.D.
Надо признаться, что в то время я был бойким, но невежественным юношей и неверно понимал смысл многих слов, которые, как мне казалось, знал. Я много раз слышал термины "гламур" и "дискурс", но представлял их значение смутно: считал, что "дискурс" - это что-то умное и непонятное, а "гламур" - что-то шикарное и дорогое. Еще эти слова казались мне похожими на названия тюремных карточных игр. Как выяснилось, последнее было довольно близко к истине.
Когда процедура знакомства была завершена, Бальдр сказал:
— Гламур и дискурс - это два главных искусства, в которых должен совершенствоваться вампир. Их сущностью является маскировка и контроль - и, как следствие, власть. Умеешь ли ты маскироваться и контролировать? Умеешь ли ты властвовать?
Я отрицательно покачал головой.
— Мы тебя научим.
Бальдр и Иегова устроились на стульях по углам кабинета. Мне велели сесть на красный диван. Это был тот самый диван, на котором застрелился Брама; такое начало показалось мне жутковатым.