Найти нужное судно было сложно. Мало того, что оно должно было идти в нужном направлении, так еще и старпом должен был взять Владимира на борт. Может быть, пассажиром, а может — матросом. И главная проблема была в отсутствии документов.
Проводника не было долго, часа три-четыре. Володя уже подумал — не сбежал ли он? Хотя сам он с проводником еще не расплатился.
Наконец тот вынырнул из-за штабеля с досками и махнул призывно рукой.
— Шип, — по-английски сказал проводник. Ну — корабль. Это и так понятно, за этим сюда и шли.
Проводник жестом показал, как работать лопатой — брать из кучи и бросать. Кочегаром берут, догадался Володя.
— Аусвайс? — почему-то по-немецки спросил он.
— Найн.
— Мани? (Деньги?)
— Найн. Брот.
И показал, как будто бы он ест ложкой. Ага, тоже понятно — берут за еду. Он платить за перевозку не будет, поскольку берут кочегаром, но и ему тоже не будут. Володю это устраивало, и он кивнул.
Они прошли в совсем уж дальний угол порта — на самый конец причала. Там стояло судно под аргентинским флагом — ржавое, давно не крашенное. На палубе громоздились ящики и бухты с канатами. Никакого вахтенного у трапа не было.
Проводник остановился и жестом показал — деньги.
Владимир отсчитал ему триста крон, как говорил Олаф. Проводник кивнул и пошел по трапу на судно. Володя — за ним. Господи, это же не судно, а корыто! Как оно держится на плаву? Везде мусор, палубу не драили, наверное, со дня спуска судна на воду.
Проводник завел его в маленькую каюту старпома. Тот сидел за столом перед кучей накладных на груз. В каюте было накурено, перед старпомом стояла бутылка виски, из которой он периодически отхлебывал.
— Привел кочегара, — по-английски сказал проводник.
— Очень хорошо! Пусть идет в машинное отделение и скажет, что я послал. Но предупреждаю — пусть работает на совесть, иначе вышвырну за борт.
Володя и проводник вышли в коридор.
Проводник бросил Володе «бай-бай» и, весело насвистывая, легко сбежал по сходням. Володя же отправился на корму и с трудом, петляя по едва освещенным переходам, нашел машинное отделение. Пароход хоть и был винтовой, но двигался паром.
От паровых котлов было жарко, как в преисподней, на всем лежал тонкий слой угольной пыли. Раздетый до пояса малаец или вьетнамец с мокрым от пота торсом бросал в топку уголь совковой лопатой.
Володя нашел старшего — им оказался белобрысый поляк. Похоже, команда была интернациональной. Володя объяснился с ним на английском.
Поляк язык знал плохо, но суть понял.
— Каюта кочегаров — за спиной. Вахты по двенадцать часов. Иди, занимай любую койку.
Володя прошел в каюту. На койках храпели четверо кочегаров. Постельное белье давно не стирано, серое, и запах в каюте еще тот, как от бомжей. Но выбирать не приходилось. Он в этой стране и на этом пароходе — человек без документов, без прав, без гражданства, просто никто.
Подстелив под голову снятую штормовку, Володя улегся на свободную кровать. И отрубился.
Вечером его грубо толкнули в плечо:
— Вставай. Пора ужинать — и на смену.
Вместе с двумя другими кочегарами Володя прошел в столовую для команды. Помещение было маленьким и тесным.
Получив из рук кока тарелку тушеных бобов с рыбой, хлеб и стакан чая, Володя все с аппетитом съел.
Когда все направились на корму, кочегары посоветовали ему раздеться.
— Жарко, да и вымажешься. Душ есть, но вода забортная.
Один из кочегаров показал ему, как кидать уголь в топку. Наука вроде нехитрая, но не зная, пар не нагонишь. Лопату с углем надо направлять туда, где уголь прогорает, иначе водогрейные трубки будет обдувать воздухом снизу, пар не нагонишь. А еще надо чистить колосники от шлака.
— Уголь — дерьмо, горит плохо. Старпом на угле экономит, а нам работать, не разгибая спины, — пожаловался Володе один из кочегаров.
Сначала работа показалась Володе хоть и пыльной, но не тяжкой. Набрал на лопату угля, рассыпал его веером по топке. Но приходилось топить четыре котла, из них два — на Володе. Только подкинешь угля в один котел, как надо кидать в другой.
Через четыре часа стало ломить спину, а к концу смены руки уже едва держали казавшуюся чугунной лопату. К тому же стало покачивать.
— Из порта вышли, — определил один из кочегаров.
К концу вахты белыми были только зубы и глаза. Все тело покрывала угольная пыль. Смешиваясь с потом, она образовывала черную липкую грязь.
Вымотался Володя с непривычки сильно. Едва смыв в душе подогретой морской водой грязь, он рухнул на койку. Корабль раскачивался, но Володя этого уже не чувствовал — он уснул.
А утром — завтрак и адская смена у раскаленных котлов. Саднило руки, на ладонях появились мозоли. Он оторвал низ у рубашки и перемотал тряпкой кисти рук. Стало немного легче.
— Сколько до Англии идти будем? — поинтересовался он за ужином.
— Еще пять вахт, пока дойдем до Эдинбурга. Мы пока даже в Северное море еще не вышли, идем по проливу Скагеррак.
Володя прикинул. Пять вахт — это пять суток. Выдержать можно, но тяжело. Обычно вахты у котлов бывают по шесть часов, а не по двенадцать, как у них. Немудрено, что кочегаров не хватает, в этой преисподней выжить больше месяца — уже везение и удача. Силы придавала только надежда, что пять вахт, пять суток — это не так много. Надо стиснуть зубы и терпеть. Ему бы только добраться до Англии, а там, в Лондоне, можно найти советское посольство. Документов у него нет, но он представится командиром подводной лодки, расскажет о ее гибели. Мидовцы могут связаться по дипломатическим каналам с Москвой — ведь лодка была в составе Балтфлота и командир ее настоящий был. Только ведь могут не поверить в столь чудесное спасение одного члена экипажа. Понятно, вопросов возникнет много, особенно — как он добрался с Балтики в Англию. Самая уязвимая точка в его объяснениях. И никакими показаниями свидетелей он ничего доказать не может — он даже не знает фамилий Олафа или Эрика. А, скорее всего, мидовцы, получив ответ из Москвы, что числится такой в составе ВМФ, отправят его с полярным конвоем в Мурманск. Не исключено, что придется отвечать на неприятные вопросы в Особом отделе. Ну что ж, он готов, лишь бы попасть на Родину, быть полезным стране в ее тяжелой борьбе с сильным врагом.
Тяжелый сон — и снова в кочегарку, к раскаленным котлам и угольным ямам.
Уголь и в самом деле был плохим. Кидаешь в топку, кидаешь, а он очень быстро прогорает. Котельные машинисты то и дело кричат:
— Давление падает, поддайте жару!
А куда поддавать, если топки полны и руки от напряжения трясутся? За смену не одну тонну угля перекидаешь — так его еще из угольных ям на тележке подвезти надо. Адова работа! Тем не менее смену он отстоял, порадовавшись — еще четыре вахты осталось.