Водитель удивленно уставился на Михаила:
— Какая нелепая смерть! Он же только что живым был, с нами разговаривал!
— А на войне разве по-другому бывает? Чуть зазевался – и готов. Урок усвоил?
— Усвоил.
— Документы у него забери – отдашь в штабе дивизии да расскажешь, как он погиб.
— А тело куда же?
— Чем ты могилу рыть будешь? Руками? В политотделе помогут, машину пришлют с бойцами – похороните по-человечески.
— Верно. Видать, приходилось уже боевых товарищей хоронить?
— У многих летчиков могил не бывает. Сгорел в самолете, и все.
Водитель недоуменно покачал головой. Около часа они добирались до штаба дивизии. Водитель подвел Михаила к избе.
— Вот тут штаб. Вам туда, товарищ летчик. А я – в политотдел.
В штабе царила суета. Выходили и заходили командиры, бегали солдаты-порученцы. Из-за приоткрытых дверей одной из комнат доносился треск и писк радиостанции. Из комнаты выбежал майор, Михаил шагнул к нему:
— Разрешите обратиться, товарищ майор!
— Разрешаю, только по-быстрому.
— Младший лейтенант Борисов, пятидесятый бомбардировочный полк. Сбит при выполнении боевого задания. Вот, до штаба добрался.
— Что добрался – хорошо. Только у меня не авиадивизия, самолетов нет. И с твоим полком связаться не могу – нет связи.
Майор поманил Михаила пальцем и, когда тот сделал два шага вперед, наклонился к его уху:
— Немцы прорвались. В дивизии едва батальон людей остался. Выбирайся сам и не тяни, коли в окружение попасть не хочешь. Ведь твое место в небе.
Михаил понял, что он может рассчитывать только на самого себя.
— Спасибо, товарищ майор.
Но майор его уже не слышал – он повернулся и ушел.
Вышел из избы и Михаил. Хорошо бы поесть, тем более что он вчера не ужинал, а времени уже одиннадцать часов, и в животе пусто. Он остановил пробегавшего мимо бойца с ящиком на плече:
— Кухня где?
— На задах.
Боец махнул рукой влево. Туда Михаил и пошел. Ага, направление точное – съестным запахло.
Возле походной кухни стояло несколько бойцов. Повар здоровенным черпаком щедро – с горкой – накладывал в подставленные солдатские котелки пшенную кашу.
— Ешьте, хлопцы, не пропадать же добру, — приговаривал он.
— Боец, меня не накормишь? — осведомился Михаил.
— Запросто. Давайте котелок, товарищ командир. Но Михаил развел руками:
— А вот котелка и ложки-то у меня и нет!
Повар соскочил с походной кухни, открыл ящик, достал алюминиевую миску и такую же ложку, щедро положил каши.
— Угощайтесь!
Каша с тушенкой была хороша. Или Михаил так оголодал, что немудреная еда показалась царской? Он быстро съел кашу, подумал и протянул повару миску:
— Еще!
— Понравилось?
Михаил поднял большой палец. Довольный повар положил еще черпак.
— На полк готовил, а кормить некого. И лошадь взрывом убило – как кухню везти? — сокрушался он.
Ничего посоветовать Михаил ему не мог. Он сел на лавку и поел уже не спеша. «Пять минут не решат ничего, так хоть наемся, — решил он. — Еще неизвестно, когда следующий раз поесть придется».
Он вышел из деревни, где располагался штаб дивизии, и отправился по грунтовке на восток. Туда же тянулась редкая цепочка жителей, неся узлы со скарбом; за руку держали детей. Иногда встречались тяжело осевшие, груженные сверх всякой меры подводы – в них на чемоданах и баулах сидели старики и дети.
Одна из старух погрозила Михаилу крючковатым пальцем:
— С бабами и детьми бежишь? А еще сталинский сокол! А кто же воевать будет?! И не стыдно тебе драпать без оглядки?!
Михаил не знал, куда деваться от стыда. Не будешь же всем объяснять, что он был сбит в воздушном бою, уничтожив противника, а теперь вот возвращается к себе в полк. У каждого солдата на войне свое место. У пехотинца-в окопе, у танкиста – в боевой бронированной машине, а у него, летчика, — за штурвалом самолета. Вот туда – к самолету, на аэродром – он и добирается.
Стараясь быстрее миновать укоризненный взгляд незнакомой ему старухи, Михаил, опустив голову, ускорил шаг. Хоть вины за собой лично не чувствовал, но сейчас, здесь, на дороге, он был полномочным представителем Красной армии. И упреки принимал как должное. Еще так недавно на парадах красивым строем ходили, над Красной площадью пролетали, а как до войны дошло – только отступаем!
Михаил понимал, что разрозненная армия население защитить не может, знал, что враг скоро к Москве подойдет, но знал он, однако, и то, что немцы Москву не возьмут, что под Сталинградом и Курском битвы великие прогремят. И что победный май сорок пятого тоже будет. Но сказать этого он не мог. Да если бы и сказал – кто поверит, глядя на бегущую армию?
Слева, у развилки дорог, сидели на обочине солдаты. Судя по петлицам – из разных родов войск. И оружие у них разное было: у кого – трехлинейка, а у кого – и ППД [5] . Правда, Михаил заметил, что некоторые без оружия. А у сержанта – так даже немецкий автомат.
На самом перекрестке, седой от пыли, стоял политрук с забинтованной рукой. Увидев Михаила, он указал ему:
— На обочину!
Михаил подошел к политруку, представился:
— Младший лейтенант Борисов, следую в свой полк.
— Да мне все равно, куда ты следуешь, Борисов. Мною получен приказ – собрать бойцов и здесь, вот на этом перекрестке, задержать немцев. Хотя бы на сутки. И ты будешь здесь.
— Я же летчик, от меня пользы больше в небе будет.
— Приказы не обсуждаются, товарищ младший лейтенант. Или вы Устав не читали?
— Слушаюсь, товарищ батальонный комиссар. Михаил усмотрел на петличках и нашивках на рукаве его звание.
— Только у меня, кроме пистолета, другого оружия нет, — предупредил он.
— Подвезут.
Михаил пожал плечами и пошел на обочину – к солдатам.
— Закурить не найдется, товарищ летчик? — обратился к нему один из сидящих.
— Не курю, боец.
Часа через два подошла полуторка. Из кузова выпрыгнули два бойца – сняли пулемет «максим». До этого дня Михаилу приходилось видеть «максим» лишь в музее.
— Летчик, ко мне! — подозвал политрук Михаила.
— Стрелять умеешь, Борисов?
— Доводилось.
— Тогда бери – царский подарок.