По прибытии старший сопровождающий построил остатки полка.
Не утерпел Михаил – вытянув шею вперед, он оглядел строй. Жалкое зрелище представлял полк. Летчиков всего восемь, механиков, оружейников, техников, прибористов – десятка четыре. Фактически – эскадрилья, а не полк.
Перед строем вышел комиссар полка, незнакомый майор. Он шагнул вперед, приложил руку к шапке, приветствуя личный состав:
— Я – майор Семенов, командир второго запасного авиаполка. Отныне вы все – переменный состав, обучение – два месяца. После переподготовки, по мере укомплектования экипажей летным и техническим составом, а также самолетами, формируется полк. А дальше – по приказу штаба ВВС. Вопросы?
— На какие самолеты переучиваться будем?
— На ЛаГГ-3.
По шеренгам пронесся вздох разочарования. ЛаГГ-3 был еще довоенным высотным истребителем, а война показала, что воздушные бои шли на высоте две-три тысячи метров, иногда – четыре. На этих высотах ЛаГГ-3 значительно уступал более маневренному Ме-109, потому использовался в основном в частях ПВО, и больше как ночной перехватчик. Прямо сказать, неважный был самолет. В первую очередь – из-за слабого, ненадежного мотора и большого веса.
Майор Семенов открыл папку с бумагами, провел поименную перекличку.
— Все на месте, — удовлетворенно кивнул он. — Так, летчики, — вон в то общежитие, техсостав – вон в то желтое здание. Разойдись!
Пилоты побрели к общежитию. Все были разочарованы. Еще бы! Пересесть с Як-1 на ЛаГГ-3 – это шаг назад. Война. Хочешь не хочешь, но приказам начальства надо подчиняться. Видимо, Яков не хватало, большая часть заводов эвакуировалась с прежних мест и не возобновила пока работы.
Они шли мимо стоянок, на которых застыли новенькие ЛаГГи. С виду самолет был хорош: остроносый, с зализанным фюзеляжем.
— Кабы на него с «ишака» пересесть – было бы здорово, а с Яка – уже не в радость.
Это Лешка Самохвалов высказал общее мнение.
В этот день пилотов никто не беспокоил. Все отогрелись, выспались, поели в столовой горяченького, чего не видели уже трое суток – с того дня, как покинули расположение своего полка под Узловой.
— Парни, представляете – два месяца без боев! Отдых! Можно сказать, санаторий! — с нескрываемым восторгом высказался молоденький веснушчатый паренек. Многие ребята поддакнули ему.
Как же они ошибались! Уже со следующего дня сформировали учебную эскадрилью, собрав пилотов из других полков, и с утра до вечера – изучение материальной части. Поскольку плакатов и инструкций не было, все объясняли на пальцах, чертили мелом на доске, показы вали на списанных агрегатах. К вечеру от усталости курсанты валились с ног.
— Кто-то говорил «отдых, санаторий», — уязвил говорившего Михаил.
Пилоты дружно засмеялись.
Меж тем на учебный аэродром летчики-перегонщики доставляли с авиазавода новенькие самолеты. По мере окончания учебы формировались истребительные полки и своим ходом перелетали на фронт. В декабре сорок первого года таким образом покинули второй ЗАП восемь истребительных авиаполков. В январе следующего года – немного поменьше. Морозы в январе были под тридцать градусов, а временами доходило и до сорока. Моторы подолгу не запускались, и механики мучились с ними по полдня.
И все-таки полетать удавалось. ЛаГГ был тяжеловат после Яка, высокий гаргрот за кабиной пилота ограничивал задний обзор. А для истребителя иметь хороший круговой обзор – жизненно необходимо. Не увидишь вовремя «мессера» – пиши пропало, и хорошо еще, если повезет: выпрыгнешь с парашютом.
После Яка осваивать ЛаГГ было просто. Управление похоже, только на малых и средних высотах – вялое, время выполнения виража – большое, скороподъемность неважная. Тем не менее положенное количество часов налетали – и с инструктором, и самостоятельно. Только ведь учебные полеты – это еще не реальный воздушный бой.
Чем ближе подходил выпуск, тем больше волновался Михаил. Он старался скрывать собственное волнение, но у других пилотов наблюдал такое же состояние.
На Яке Михаил чувствовал себя в бою с «мессерами» уверенно, на равных. Исход боя – победа или поражение – зависели в основном от опыта летчика, его умения управлять истребителем, используя до конца потенциал боевой машины. Конечно, если при этом он не пренебрегал еще и правильной тактикой воздушного боя, умением быстро определить слабые стороны врага.
Если Ме-109 превосходит Як в пикировании, зачем за ним гнаться? Як силен на виражах, стало быть, и бой надо стараться вести на горизонталях. И в скороподъемности Як превосходил «худого». Потому и побаивался Михаил – да и другие пилоты тоже – поражения в бою из-за технического несовершенства ЛаГГа. Но вот поди попробуй сказать об этом во всеуслышание. Сразу поставят клеймо: не верит в силу нашего оружия, пораженец. Были такие случаи, были… И пилоты потом исчезали неизвестно куда. Позже-то это раскрылось.
Меж тем были и штрафные эскадрильи. Правда, появились они уже в 1942 году. А пока недовольных или имевших проступки пилотов направляли в пехоту, восьмой штрафбат, где за три месяца они должны были кровью искупить свою вину.
О восьмом штрафбате Михаилу по секрету, в порыве откровенности, рассказал пилот Вихляев, проведший там месяц. И проступок-то был пустяковый – дал в морду пьяному комэску. Но в армии бить командира не положено, даже если он и неправ. Называется это «неподчинение командиру в условиях военных действий». Рассказал пилот Вихляев и о случаях совсем уж возмутительных, услышанных в штрафбате: о пьяной перестрелке пилотов, о мести комэска пилоту за неподеленную любовницу из обслуживающего персонала. А одного командира звена посадили за то, что вернулся на аэродром с полным боекомплектом. «Ты что же – врага не нашел?» – грозно спрашивали его энкавэдэшники.
Зато политрук, пользуясь тем, что эскадрильей не велось боевых действий, чуть ли не ежедневно собирал личный состав на политинформации, собрания и вещал о высоком боевом духе, о полководческом гении Сталина, под чутким руководством которого страна уверенно идет к победе, о превосходстве нашего оружия. Вот только что-то в последнее время он замолчал о братском интернационализме. Видно, не хотели немцы брататься, втыкать штыки в землю. Наверное, не понимали текущего момента, а может, не было у них таких хороших политруков. И руководителей вроде Ворошилова и Буденного, не имевших не то что военного, но и мало-мальски гражданского образования, тоже не было. Поражения войск, потеря боевой техники на аэродромах, складах, базах хранения были в первую очередь вызваны неспособностью руководства к управлению. Воины же Красной армии, сдерживая врага, проявляли в боях храбрость, стойкость и самопожертвование.
И это уж потом, через много лет после окончания войны, станет известно, что Советский Союз сам выучил вермахт и «люфтваффе»: в Казанской танковой школе – танкистов Гудериана, в Липецкой авиашколе – асов Геринга.
Немцы подсмотрели у нас десантные авиабригады и тут же создали их у себя, успешно применяя на Западном театре военных действий. Пробовали они это и у нас, сбросив десант в самом центре Москвы, однако неудачно. Единственная организация, которая действовала действительно эффективно, — это полк «Бранденбург-800», десантников которого немцы сбрасывали в наш тыл. Диверсанты были одеты в форму бойцов Красной армии, имели наше оружие; все они отлично владели русским языком. Вреда десантники «Бранденбурга-800» нанесли много: они сеяли панику среди местного населения, убивали командиров, рвали связь.