Алексей успел передёрнуть затвор трёхлинейки и почти в упор, с трёх метров выстрелил унтеру в грудь. Немец упал у ног Алексея.
Справа донёсся приглушённый хрип:
— Лё… ха, выручай!
На разведчика Василия насел дюжий немец и бил его здоровенным кулачищем в лицо.
Алексей прыгнул и винтовкой ударил немца по шее. В шее хрустнуло, и немец упал на Василия. Алексей испугался — не сломалось ли ложе? Бросил взгляд на винтовку — нет, цела.
Из последних сил разведчик столкнул с себя убитого противника и поднялся.
— Здоров, как хряк! Я уж думал — каюк мне. Спасибо!
Лицо Василия было в крови, обильно текущей из разбитых губ и носа.
— Зубы целы?
— Вроде. Гляди, немцы драпают.
Гитлеровцы не выдержали рукопашной, и немногие оставшиеся в живых убегали. Пятились спиной вперёд бронетранспортеры — во время рукопашной они не стреляли, боясь зацепить своих.
— Назад, в окопы! — подал команду командир роты.
Красноармейцы бросились в окопы. Алексей успел подхватить лежащий возле убитого немца автомат и вытащить из его подсумка единственный оставшийся магазин. Чай, бой не последний, пригодится.
Едва немногие оставшиеся в живых немцы скрылись за бронетранспортёрами, те открыли пулемётный огонь. Несколько бойцов, замешкавшиеся на месте схватки, были сражены наповал.
Алексей спрыгнул в свой окоп, и тут же на него свалился Василий.
— Приютишь, пока немцы стреляют? Глянь, что я добыл! — в руке у разведчика поблескивали наручные часы. — С немца снял, который меня бил! Хочешь, забери себе — фрица ведь ты уложил.
— Не хочу я ничего с убитого брать, мародёрство это.
— Гляди, какой он идейный! Автомат вон немецкий у убитого камрада забрал, не погнушался!
— Так то автомат, оружие.
— Можно подумать, у тебя наручные часы есть! Немцы всю Европу покорили и обобрали. У каждого рядового часы есть. Хоть время сверять можно, когда жратву привезут.
— Желудок сам подскажет.
— Ну смотри, было бы предложено. Я за них булку хлеба выменяю — у того же старшины.
— Вот тогда и поделишься.
— Замётано.
Василий был парень разбитной, и когда можно было, своего не упускал. Он и сейчас успел не только часы с убитого снять, но и две патронные сумки с обоймами к автомату.
— Как немцы перестанут стрелять, надо за окопы сползать. У многих немцев ранцы есть, наверное, найдётся, чем в них поживиться.
— Рисковать жизнью из-за барахла! — пренебрежительно скривился Алексей.
— Я человек рисковый, пресная жизнь не по мне.
— Война, риска выше головы — зачем без нужды на пулю нарываться?
— Странный ты, Алексей, слишком уж правильный.
— В тайге без этого никак. Если поранишься или заблудишься — никто не поможет, надо просчитывать всё на шаг-два вперёд.
— О, вроде стихло всё? — перебил его Василий. Он приподнялся над бруствером. — Немцев не видать. Ну, я пополз.
И не успел Алексей возразить, как Василий перевалился через бруствер и пополз к убитым немцам. Он переползал от одного к другому, потом вернулся к окопу и столкнул в него ранец.
— Держи, я за патронами сползаю.
— Да сиди ты, егоза.
Из окопа Алексей наблюдал, как Василий опустошает подсумки. Занятый делом, он не заметил, что кто-то из немцев был, видимо, только ранен и пришёл в себя. Хлопнул выстрел, коротко вскрикнул Василий. Алексей дёрнулся было выскочить из окопа на помощь, но немцы открыли миномётный огонь. Мины падали одна за другой, вздымая на позициях пыль. Окопы, пусть и не в полный профиль, защищали от осколков.
Когда огневой налёт стих, Алексей приподнял голову:
— Василий, ты живой?
Прислушался. Тишина. Вновь затрещали смолкшие во время обстрела цикады.
— Вася, отзовись!
Наступил вечер. Как только стемнело, Алексей выбрался из окопа и пошёл к месту рукопашной — там вповалку лежали немцы и наши красноармейцы. Василия он нашёл почти сразу. У лежащего рядом с ним немца в руке был зажат пистолет. Оба были мертвы.
— Эх, Вася, на ерунду свою жизнь променял!
Ночью по распоряжению командира роты они собрали и похоронили в братской могиле наших убитых.
В конце сентября дивизия была окружена в третий раз. И с каждым днём подразделения теряли бойцов, кольцо становилось всё туже, а территория, на которой они находились, сжималась, как шагреневая кожа.
А немцы совершенно обнаглели. Пользуясь последними тёплыми днями, они раздевались донага и плескались в реке. Наши бойцы только наблюдали за ними с другого берега реки. Боеприпасов к немногим пушкам и миномётам было катастрофически мало, и их берегли для планируемого прорыва. А из винтовки — далековато, не достать.
На фронте помыться, постирать пропылённую, грязную гимнастёрку — редкая удача. И наши бойцы, видя, как немцы купаются, тоже попробовали зайти в воду, но немцы накрыли их из миномётов. Вот и смотрели они на купающихся фашистов, скрипя зубами от злости.
Командир взвода, сержант Осянин в сердцах бросил:
— Хоть бы их проучил кто!
— Разрешите мне! — вызвался Алексей.
— Попробуй. Но далеко, только немцев обозлишь.
Алексей отобрал патроны с тяжёлой пулей — у них траектория более пологая. Тщательно вычистил и смазал винтовку, зарядил магазин.
На берег выбрался рано, до рассвета, замаскировался в высокой траве. Рядом, метрах в десяти-пятнадцати были кусты, но Василий сознательно туда не пошёл — их немцы в первую очередь обстреляют.
Час шёл за часом. Уже поднялось солнце, пригрело землю. Над водой поднимался лёгкий парок или туман, но к десяти часам он развеялся.
И вот тут-то на берегу показались немцы. Они сбрасывали на ходу форму и, гогоча, лезли в воду. Вели себя свободно: вздымали тучи брызг, плескались, обливая друг друга.
Прицел Алексей выставил заранее, и теперь только выбирал цель.
Один из немцев выбрался из воды и встал на берегу, картинно раскинув руки, — как на пляже.
Алексей прицелился ему в живот: голова на такой дистанции — слишком маленькая цель. Задержав дыхание, плавно потянул спусковой крючок. Выстрел! Немец упал. Остальные пока не всполошились, выстрелы на передовой — не редкость.
Пользуясь их легкомыслием, Алексей успел сделать ещё четыре прицельных выстрела, пока оставшиеся в живых и испуганные немцы ползком покидали берег. Вставать они боялись, даже форму бросили — не до неё стало.