Ну, в окопчик так в окопчик. Теперь уже самовольно в тыл уйти не могу, подумают — сбежал.
Нашел окопчик — мелковатый, залез в него, присел на корточки. Мне бы сейчас в действующую армию, взводом танковым командовать, а я здесь сижу. Несправедливо. Военному делу я обучен, в армии служил. Знаю, может быть, поболее, чем командиры полков в тысяча девятьсот сорок первом году, а сижу, как заяц в норе.
Солнце пригревало, и я незаметно придремал.
А проснулся от разрывов снарядов. По позициям артиллеристов немцы лупили из гаубиц. Бойцы попрятались от осколков. Перед пулеметным гнездом с «Максимом» взорвался снаряд, затем с небольшим перелетом — другой. В вилку берут, следующий снаряд будет точно по позиции.
— Васька, убегай! — привстал я из окопа.
Но Василий или не расслышал меня, или побоялся из окопа выбираться. И следующим снарядом позицию пулеметчиков разворотило.
Когда взрывы прекратились, я поднял голову и осмотрелся. Вся поляна была изрыта воронками. Пулемета не было видно, а пушечка стояла, и вокруг нее уже суетились два бойца.
Я бегом добрался до нее.
— Немцы пошли, а нас только двое осталось, помогай, — прохрипел сержант. Лицо у него после обстрела было грязным, в земле, так что узнал я его не сразу.
Из-за взгорка выходила цепь немецких пехотинцев.
Пушечка звонко выстрелила, подпрыгнула. Больно уж маловата, и ущерб от разрыва снаряда был невелик, только немцы залегли.
— Где войска-то, сержант?
— Да хрен их знает. Командир сказал — до обеда продержись, а там наши подойдут, да, видно, завязли на Лепеле. Тащи ящик со снарядами, немцы зашевелились.
Пригибаясь, я отбежал к мелкому окопу, в котором лежали снарядные ящики, схватил один и — бегом к пушке. Сержант навел пушку и выстрелил — раз, второй, третий…
— Снаряды давай!
Я принес ящик, затем второй… Стрельба продолжалась.
— Сержант, там всего два ящика осталось.
— Твою мать! И наших нет… Эх, пулемет бы сейчас.
— Слушай, сержант. Я кадровый командир, танкист, в отпуске был. Танк, по которому ты стрелял, я с Василием у немцев угнал. И не подбил ты его, я сам в лес съехал. Давай я к нему вернусь. Как полезут немцы, я из танка их и шарахну, а потом и гусеницами можно подавить. Только ты по мне не стрельни.
Сержант слушал меня, широко раскрыв от удивления глаза и недоверчиво покачивая головой.
— Ты не контуженный, часом?
— Хочешь — верь, не хочешь — не верь. Только что ты теряешь? Я не твой подчиненный, а приказ тебе был — продержаться до подхода наших.
— Иди тогда.
Я побежал к лесной опушке и — по лесу — вдоль шоссе. С собой прихватил пистолет — кто его знает, может немцы уже до танка добрались. Нет, вот он стоит, как мы с Васькой его и оставили — люки открыты. Черт! Я же замок от пушки снял и забросил. Припомнить бы только — куда? Так, надо повторить последние действия: снял замок, высунулся из люка, размахнулся и швырнул его в кусты. Значит, искать надо в тех кустах.
Я бросился к зарослям, встал на четвереньки и руками стал обшаривать высокую траву и землю под кустами. Да где же он? Я аж вспотел от напряжения. Пальцы наткнулись на металл. Нашел! Правда, грязноват. Ничего, в танке ветошь есть, оботру.
Я взобрался в башню, обтер ветошью замок, поставил его в казенник, попробовал закрыть и открыть. Работает. Вытащил из боеукладки снаряд, загнал в ствол, проверил — заряжена ли лента в спаренный с пушкой пулемет. Вот теперь я к бою готов. Плохо только, что один и помочь некому. Мне бы сюда механика-водителя, дали бы немцам жару. Гусеницами, огнем и маневром можно было бы значительно проредить немецкие цепи.
Я выбрался из танка и, прячась за деревьями, вышел к дороге. Немцы были от меня метрах в двухстах — явно готовились к атаке. Как поднимутся, выведу танк и — прямой наводкой из пушки. Помнить только надо, что на дорогу выезжать нельзя, иначе помешаю стрельбе сержанта.
Ну вот, дождался. Немцы поднялись и пошли в атаку. И мне пора.
Я залез в танк, закрыл люк, завел мотор, развернулся на месте и вывел его к дороге. Двигатель глушить не стал — перебрался в башню, сел на место командира и приник к прицелу. Близко они, в прицел даже пуговицы разглядеть можно.
— Огонь! — скомандовал я себе и нажал на педаль спуска. Выстрел! Я соскочил с кресла, схватил новый снаряд, загнал в ствол. Прицелился… Выстрел!
Немцы явно растерялись, залегли. И было от чего. Из леса выползает немецкий танк и начинает стрельбу по своим же.
С немецкой позиции выстрелили вверх зеленой ракетой, явно пытаясь привлечь мое внимание — мы же свои, куда же ты, мол, стреляешь. Я же прошелся по залегшим цепям из спаренного с пушкой пулемета. Щедро прошелся, на всю ленту. Затем открыл люк и выбросил снарядные гильзы, что путались под ногами. Ничего, сержант, мы еще повоюем.
Пересел на место водителя, решив пройтись по немецким позициям и гусеницами додавить живых. Но не успел включить передачу, как раздался мощный удар в корму и двигатель заглох. Удар был настолько силен, что на мгновение я потерял сознание.
Очнулся быстро. Из моторного отсека валил дым, потрескивало разгорающееся пламя. «Надо убираться из танка, пока не сгорел», — подумал я.
Открыл люк механика-водителя и стал выбираться. Получалось неуклюже, ноги почему-то плохо слушались.
Перевалившись через броню, я упал на землю и пополз в лес. Надо убраться от танка подальше. Когда огонь доберется до снарядов, рванет сильно.
Я отполз подальше и только лишь под прикрытием деревьев встал. Ноги уже держали лучше, однако голова немного кружилась. «Здорово долбануло, но уже и то хорошо, что живой остался», — подумал я.
Хватаясь за стволы деревьев, чтобы не упасть от головокружения, я направился на позицию артиллеристов. Ну и сволочь же сержант, влепил все-таки снаряд в корму, хотя я его и предупреждал.
Я добрался до опушки, вышел из леса.
Рядом с сорокопяткой стояли два наших танка — Т-34 и КВ.
Увидев меня, сержант бросился навстречу:
— Ты ранен?
— Да вроде нет, голова только кружится.
— А из носа кровь чего идет?
Я вытер нос рукой — на ладони была кровь.
— Ты чего мне в корму снаряд вогнал? Без малого не убил.
— Прости, друг, то не я. Танки на подмогу подошли. Я и рта открыть не успел, как они выстрелили. Как же, немец к ним кормой стоит, где броня потоньше. Разве можно упустить такую удачу? Я уж их сразу обматерил, да поздно было. Знаешь что, ступай-ка ты в тыл. Вижу я — человек ты свой, а что документов нет, так не у тебя одного сейчас. Отлежаться тебе надо, да и обмундирование сменить, — сержант посмотрел на меня жалостливо, — одежа какая-то на тебе странная, совсем не военная.