— Савельева, — подсказал завотделением. — Да.
— Отличный врач, много оперирует, опытный. Показатели — смертность, осложнение после операций — лучше, чем в целом у других.
— Да? — удивился чиновник. Он явно ждал другой характеристики.
— Ну а моральный облик? Так сказать, злоупотребления?
— На работе не употреблял, и замечен в сём не был, — сухо ответил завотделением.
— Может, благодарности от больных?
— Полкниги благодарностями от пациентов исписано. Могу показать.
— Да нет, я не об этом, вы не поняли, — чиновник досадливо поморщился.
— Ах, вы о жалобах? Нет, категорически нет!
Чиновник явно намекал на денежные благодарности.
— Савельев, напишите объяснительную.
Чиновник подвинул чистый лист бумаги.
Никита и написал: о тяжело раненном в аварии, о срочной операции, о том, как блондинка требовала оказать помощь в первую очередь именно ей, прикрываясь работой в городской администрации. Тогда он всё сделал правильно — как того требовал его врачебный долг, и виноватым себя не чувствовал.
Чиновник взял объяснительную, прочитал её. Когда он дошёл почти до конца, лицо его побагровело.
— Вы специально пытаетесь очернить нашу сотрудницу! Мы этого так не оставим!
— Да пошли вы все…
Никита поднялся и вышел.
И почему чиновничество такое паскудное? Паразитируют на народе, и при этом называют себя его слугами!
Из кабинета выскочил заведующий, догнал Никиту.
— Ты чего, как обиженная институтка, убежал? Думаешь, мне приятно с ними общаться? Век бы эти прилизанные рожи не видеть!
— В чём моя вина? Если бы я стал в первую очередь накладывать шовчик на её ссадину, мужчина с гемотораксом мог умереть.
— Успокойся. И я и ты это понимаем — потому что врачи, профессионалы. А они кто? Вернись, перепиши объяснительную, принеси извинения.
— Что? Я же и извинения приносить должен? Этим зажравшимся чинушам?
— И я, и главный врач прекрасно всё понимаем, но это — условия игры.
— Я не в игры играю, моё дело — оперировать, людей спасать.
— Вот выпрут тебя — посмотрим, кого ты спасёшь.
Но Никита уже завёлся.
— На такую зарплату много охотников найдётся, вон — целая очередь стоит желающих поработать. Тогда почему в отделении врачей нет? Не нравлюсь — напишу заявление и уйду. В платную медицину уйду, давно зовут. Там зарплата в два раза выше, почёт и уважение.
— Не горячись, остынь. Иди в ординаторскую, посиди, подумай. Но времени у тебя — десять минут.
Никита прошёл в ординаторскую. Там сидел Сергей Игнатов, писал истории болезни. Вот что заедает на медицинской работе — так это писанина. Почти половина рабочего времени уходит на бумаги. И любая плановая комиссия всегда смотрит, как оформлены эти бумаги, все ли графы заполнены, красиво ли, без помарок. Никого не интересуют живые люди. Странно.
Увидев Никиту, Сергей удивился.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов! — это он так приветствовал Никиту словами из известного фильма режиссёра Говорухина. — У тебя что, асфальтовая болезнь?
— С парнями подрался.
— Да? Я думал, что ты уже вышел из этого возраста.
— Я сам так думал до недавнего времени.
— Так комиссия к нам заявилась по этому поводу? А то я смотрю — заведующий собрал твои истории болезней.
— Если бы. Жалобу пациентка на меня настрочила. Там дело выеденного яйца не стоит, кабы она не работала в городской администрации.
— О! Дело бесперспективное! Даже если ты всё сделал идеально, всё равно прицепятся к чему-нибудь. В лучшем случае выговор влепят. Ты же знаешь, по результатам проверки выводы должны быть и обязательно — виновные. У меня уже выговоров этих, как у собаки блох.
— Неприятно.
— Понимаю, сам прошёл через это — и не раз. Принимай как оборотную сторону нашей работы. Главное — не переживай, отстранись, смотри со стороны.
— Так вины моей нет.
— Ты что, вчера родился? Ты думаешь, в тюрьмах у нас сидят истинные преступники? Большая часть — да, настоящие уголовники. А остальные — это те, кому не повезло. Украли в деревне мешок картошки, участковый схватил первого же пьяницу, который решительно не помнит, что делал вчера — и всё. Сам прикинь, что они тебе могут сделать? Зарплаты лишить? Нет! Премии? Так у нас её отродясь не бывает. Понизить в должности? Так ты и так рядовой врач, ниже некуда. Хотя нет, могут на фронт послать — на самую передовую.
Сергей расплылся в ухмылке.
— Вечно ты, Серега, с шуточками. И так на душе кошки скребут.
— Никита! Очнись, погляди вокруг! Что тебя здесь держит? Семьи нет, на работе гроши платят, да ещё и мозги полощут. Иди в какое-нибудь ООО, и будешь получать в два раза больше за несравнимо более лёгкую работу. Уж дежурить сутками не будешь — это точно.
— Привык я.
— А ещё лучше — перебирайся в большой город. Там и клиники попрестижней, и зарплата побольше. Небось, друзья-сокурсники звали уже?
— Не без этого.
— Вот! — Сергей назидательно поднял палец. — Подожди, а сюда, в ординаторскую, ты зачем пришёл?
— Требуют объяснительную переписать и принести письменные извинения.
— Ну так напиши…
— Тошнит.
— Чистоплюй!
— Именно. Потому писать ничего не буду.
— Как знаешь.
Сергей снова занялся писаниной.
Никита уселся за стол и бездумно смотрел на столешницу. Потом придвинул к себе лист бумаги, раздумывая. Может, написать заявление об уходе? И в самом деле уйти в платные структуры?
Потом отодвинул листок. Нет. Нет, надо подождать, чем кончится дело. Вины за ним нет, и почему вздорная чиновница должна решать, работать ему или нет? В конце концов, он не для неё, не на неё работает. Сколько людей от смерти, от инвалидности он спас, неужели одна истеричная баба всё перевесит? Слишком близко к сердцу он принял происходящее, может — потому, что вершилась явная несправедливость?
Никита пристукнул кулаком по столу: нет, я так просто не уйду!
— Чего? — не понял Сергей.
— Да это я не тебе.
— Тогда не пугай.
Через полчаса пришёл заведующий отделением.
— Ну считай — легко отделался. Выговор — это раз. И ещё: решили тебя отправить на учёбу, квалификацию повысить.
— Так я же три года назад проходил, мне только через два года ехать.
Денис Юрьевич развёл руками.