Любава менялась на глазах. Когда она пришла к нему в лекарню, выглядела замкнутой, стеснительной, несчастной. Бедно одетая, она вызывала жалость. Теперь в ней появилась уверенность, молодая женщина ожила, стала смеяться — даже в зеркало на себя поглядывать стала, чего раньше Никита за ней не замечал.
А потом — новая операция, уже на шее. Никита резонно рассудил, что рубцы на лбу могут подождать, а шея на виду. Оперировать уже было легче — опыт появился; кроме того, кожа на шее растягивается хорошо, это не лицо. Кое-где он вообще рубцы вырезал, подтянув кожу и закрыв дефект. Кожный лоскут совсем небольшой пришлось накладывать.
Работать приходилось быстро. Эфирный наркоз — тяжёлый, лишняя минута под ним не на пользу ни пациенту, не врачу. Ведь эфир с ватной маски испарялся и в операционную, и персоналу тоже приходилось вынужденно им дышать; только концентрация была меньше, чем у оперируемого.
После операции нельзя было двигать шеей, чтобы швы, стянутые волосом, не разошлись, однако Любава стоически перенесла и операцию, и послеоперационный период. Но после снятия повязки и швов шея выглядела вполне пристойно.
Никита решил, что Любаве необходимо отдохнуть от операций и наркозов. Девушке и так несладко пришлось в последний год, даже более сильные люди могли не выдержать подобных жизненных испытаний и сломаться. Но на жене всё заживало на удивление быстро, и уже через два месяца она не укутывала больше шею платком. Видимо, права народная поговорка, что на бабах, как на кошках, всё заживает. Эх, лидазу бы поколоть да контратубексом рубцы смазать — совсем хорошо было бы!
А пока Никита трудился в поте лица. После операции царю в Вязьме царедворцы да дворяне московские при любой болячке у себя или члена семьи к Никите ехали. С одной стороны — верили в него, поскольку многие сами видели, что царь едва ли не при смерти был, а Никита его спас. А с другой стороны — не зазорно похвастать где-нибудь на застолье, что его не кто-нибудь лечил, а сам Никита, который царя выходил. Никите же такие разговоры были только на руку, поскольку сановные пациенты — это и связи полезные и деньги изрядные.
Приём, операции, перевязки — к вечеру иногда едва до дома добирался. Тут уж Любава забеспокоилась:
— Муж мой любезный, нельзя же так! Похудел-то как за работой!
— Так, Любава, люди-то больные! Сама через то прошла. Как отказать, когда человек мучается? И кто, кроме меня?
— Ты не Господь, весь мир не спасёшь.
Никита же вспоминать стал, где на Руси воды минеральные есть. Любаву бы свозить ванны попринимать — куда как хорошо! На кавказские минеральные воды бы свозить, да только земли те ещё не под Русью, черкесы там хозяйничают. А про Карловы Вары и разговора нет. Хотя источники минеральных вод в Карловых Варах известны давно — с 1358 года, однако добраться туда не просто, да и под Речью Посполитой они сейчас. Паны, заклятые враги Руси, там водичку пьют и ванны принимают.
Есть и другой будущий курорт — Трускавец, что на Галичине; известный с 1469 года, богатый минеральной водой и целебными грязями — но он тоже под поляками.
Долго пытался Никита вспомнить, где ещё воды есть, да в голову ничего не приходило. Исподволь стал пациентов своих расспрашивать — так не знали.
Неожиданно помог ему травник лекарни, Олег Кандыба. Услышав случайно разговор, он сам подошёл к Никите:
— Целебной водицы испить хочешь?
— Не сам — жене надобно.
— Паломники, что на Соловки ходят, ещё и в урочище Куртяево сворачивают. Говорят — не один десяток целебных источников из-под земли бьёт. И свойства у воды необыкновенные. Зимой она тёплая и не замерзает, а летом — холодная, аж зубы ломит.
— Не слыхал о такой! — удивился Никита.
— На Онежье, у Белого моря. Да ты с паломниками поговори.
— За подсказку благодарю.
Не откладывая дела в долгий ящик, Никита после работы направился в храм Успения Пресвятой Богородицы. Отец Иосиф только что закончил службу, прихожане расходились.
Никита поздоровался, голову склонил.
— Всё ли в порядке, Никита? Ты ведь в радости ко мне не ходишь! — укорил отец его Иосиф.
— Пока нормально. Скажи, отец Иосиф, от тебя богомольцы на Соловки ходят?
— Бывает. Они заранее сговариваются. Одному добираться далеко, места глухие. И разбойники балуют, и зверьё лесное. Сообща-то отбиться можно.
— Разумно. А про урочище Куртяево не слыхал?
— Обижаешь, сам там бывал не единожды. Чудное место!
— Правда ли люди бают, что ключи целебные там бьют?
— Истинно! Да не один — восемь десятков!
— Эка!
— Я попил там водички два дня, да в корчагу взял — однако не помогло. Но это ещё до тебя было.
— При твоей болезни и не помогло бы. Жену хочу свозить.
— Богоугодное дело о жене своей заботиться. Месяца через два, полагаю — в августе, — паломники в те места собираются. Если желание есть — присоединяйся.
— За совет спасибо. А это на храм, — Никита отдал отцу Иосифу серебряный рубль.
Мудр святой отец, всегда дельные советы даёт.
По пути домой Никита вспомнил слова князя, которые Елагин говорил по приезде его из Астрахани — что царь, де, не велит Никиту дальше одного дня пути из Москвы отпускать. А если и правда так? Соловки, конечно — не дальняя Астрахань, но и не близко. Как бы к Алексею Михайловичу подластиться, отпроситься — вроде на богомолье? Царь православный, должен отпустить. Вовремя вспомнил о нардах. Нехорошо получилось: ещё в Вязьме царю обещал, и до сих пор обещания своего не сдержал. Невместно, царь всё-таки!
И следующим днём Никита направился к князю Елагину.
— О! Ты ноне — как ясно солнышко, давненько тебя не видал! Садись, Никита, отобедаем, чем Бог послал.
Кто был бы против? Никита был после работы, есть хотел, потому и приналёг на щи; затем за мясо принялся. Куда как хороши томлённые в печи перепёлки! Птичка маленькая, чуть больше воробья — а вкусна! Дома Любава да кухарка тоже вкусно готовили — не отнять, но поваров княжеских им не превзойти — те приправы особые применяют.
Обед запили фряжским вином. Потом князь кубок серебряный в сторону отставил:
— Говори.
— А что говорить?
— Ты же по делу пришёл. Забывать старого знакомца стал, нехорошо. Только по нужде и заходишь.
— Нет, князь, время выдалось. Игре же обучить хотел, да насчёт досок узнать — готовы ли?
— А мы сейчас спросим. Эй, кто-нибудь!
Из-за дверей показался холоп, стоявший у трапезной.
— Спроси у ключника — готовы ли доски для игры?
— Я мигом.
Холоп исчез и вернулся с двумя досками для игры в нарды и двумя шёлковыми мешочками.