– Высоты боюсь, упаду.
– Вот я дам очередь, мертвым упадешь.
Вверху послышалось сопение, щелчок расстегиваемого замка. Зашуршали ветки, агент медленно начал спускаться. Потом послышался вскрик, чертыханье, ветки затрещали, и тело агента полетело вниз. Раздался глухой звук удара. Тело лежало неподвижно.
Никак разбился? Нет, агент дернулся и застонал.
Я подскочил, обшарил его, вытащил из кобуры на поясном ремне пистолет.
– Ты один? Еще другие есть?
– Нет. Нога!
Послышались приближающиеся голоса. Через поле к нам шли Свиридов с Никоновым. Они вели перед собой связанного человека.
– Петр, не стреляй, свои.
– Слышу, ломитесь, как стадо слонов на водопой.
– Чего тут у тебя?
– Любителя костры разводить взял, а с парашютистом пока не знаю чего – похоже, ногу сломал.
– Сейчас машину подгоним.
Андрей убежал за машиной. Вскоре послышался шум двигателя, ночную темноту прорезал свет фар. Полуторка свернула с дороги на поле, и лучи фар высветили белое пятно парашюта и сброшенный груз. Послышался стук дверцы и тяжелый шлепок.
Свет фар приблизился к нам. Водитель подрулил, направив яркие лучи от фар на пространство под деревом. Из кабины вышел довольный Андрей, подошел к нам.
– Груз с парашютом в кузов закинул, – пояснил Андрей.
При свете фар мы осмотрели ногу агента. Не повезло ему: голень сломана, перелом открытый, брючина порвана, кости торчат, кровища.
Я снял с агента ремень и перетянул ногу ниже колена. Андрей перевязал его прямо поверх брюк своим индивидуальным пакетом. Потом водитель и Андрей перенесли покалеченного в кузов полуторки.
– Все, едем, – сказал Свиридов.
– Нет, парашют надо снять.
– На кой черт он тебе сдался?
– Его с дороги видно, разговоры разные пойдут.
Я полез на дерево. При свете фар все-таки было видно – куда лезть и какие ветки выдержат мой вес. Ухватился за подвеску, дернул раз, другой… Парашют немного сдвинулся с кроны дерева. Я дернул посильнее и чуть сам не свалился, потому что полотно соскользнуло с ветвей.
Я опустился ниже, дернул снова. Остатки парашюта зашелестели по веткам и плавно осели на землю большим белым пузырем. Парни живо подхватили его, скатали рулоном и забросили в кузов.
Спустился и я, только чудом не поранив и не выколов в темноте глаза.
Мы забрались в кузов.
Свиридов захлопнул дверь кабины:
– Давай, гони в отдел.
Водитель выжимал из полуторки все, на что она была способна, и нас трясло немилосердно.
Пятнадцать минут, и мы – в городе. Подкатили к отделу СМЕРШа. Выгрузили сброшенный с самолета тюк, Сахно и незнакомого напарника его отвели в камеру подвала. Андрей уехал с покалеченным диверсантом в госпиталь.
Несмотря на поздний час, Сучков ждал возвращения группы.
Я доложил полковнику о выброске груза и захваченном парашютисте.
– Где он – давай его сюда.
– В госпиталь Никонов его повез – приземлился неудачно, ногу сломал.
– Когда допросить его можно будет?
– Не могу сказать – я не врач. Андрей вернется, доложит.
– Тогда несите сюда «посылку», посмотрим.
Мы со Свиридовым занесли тюк из коридора в кабинет, расстегнули пряжки на ремнях. Добротно упаковали груз немцы!
Вскрыли брезентовый тюк. Тщательно упакованные, в нем лежали четыре батареи к рации, толстая пачка денег купюрами разного достоинства, несколько пачек документов.
Сучков сразу ими заинтересовался – положил на стол и стал просматривать. Мы же с капитаном продолжали вытаскивать из тюка его содержимое: два пистолета «Вальтер-РР» и несколько пачек патронов к ним, несколько толовых шашек и отдельно – детонаторы и бикфордов шнур. Наверняка для диверсий на железной дороге. А в довершение всего уже со дна тюка извлекли башмаки – новые, 42-го размера. Я удивился – немцы что, уже и обувать агентов решили?
Сучков взял у меня из рук ботинок, повертел в руках, взял второй. К нашему изумлению, каблук повернулся в сторону, открыв небольшой тайничок.
– Вот для чего ботинки, поняли?
Мы со Свиридовым переглянулись. Раньше с такими хитростями мы не сталкивались.
К зданию отдела подъехала машина, и быстрым шагом в кабинет Сучкова вошел Андрей.
– Хирурги ногу агенту прооперировали, говорят – сложный перелом, – сообщил он полковнику.
– Кто с агентом остался?
– Никого, он сейчас под наркозом, хирурги сказали – только к утру отойдет.
Сучков покачал недовольно головой, взялся за телефон.
– Митрошкин, направь двух вооруженных людей в госпиталь, в хирургию. Там сегодня оперировали немецкого агента. Пусть потом в отдельную палату переведут, охрану поставь – одного у дверей, второго у окна.
Сучков положил трубку.
– Давайте сюда Сахно, послушаем, что скажет.
Сахно запираться не стал – да с такими уликами это бесполезно. Рассказал все: как прикончили двоих железнодорожников, как забрали их документы и как легализовались в Конотопе, устроившись на работу.
– Группа состоит из шести человек, главного я – ну Христом Богом клянусь! – не знаю. Но должен знать радист.
– Федотов? – уточнил Сучков.
Сахно кивнул головой.
– А буфетчик в пивной?
– Он лишь связной, почтовый ящик.
– С тобой второго задержали, какова его роль в группе?
– Жаден до беспамятства, за деньги мать родную продаст. Его Федотов где-то подобрал, выполняет разовые работы – поднести, проследить. Все, естественно, за деньги.
– Кто из агентов действует в наших частях?
– Есть кто-то, в танковой армии служит. Я его мельком видел один раз, ходит в форме, на погонах – большая буква «Т» из полосок. Я погон не знаю, нас забрасывали, когда еще на петлицах кубики, шпалы да треугольники были. Он на связи с Федотовым.
«Ага, на солдатском жаргоне это – «старшинский молоток», – вспомнил я, – выходит «крот» – старшина! Уже проще будет искать».
Сучков продолжал допрос:
– Его настоящее имя?
– Кого?
– Да Федотова же!
– Степан.
– Это по документам.