– Момент! – решился я. – Предъявите личные вещи для досмотра.
– Пожалуйста, – не удивился корреспондент в очках.
Моя настойчивость уже насторожила Свиридова и Никонова. Они, как бы невзначай, сделали пару шагов в сторону, чтобы я не закрывал им сектор обстрела.
Один из корреспондентов залез в кузов, подал мне три вещмешка и ловко спрыгнул вниз, встав рядом. Развязав узлы, я растянул верх мешков и проверил содержимое мешков – одного за другим. Ничего! Ничего необычного. Пачки папирос, пачки бумаги, носки, бритва в футляре и помазок – обычный набор вещей командированных. Неужели прокол?
– Это все вещи? – выпрямившись, спросил я.
– Все, – спокойно ответил военкор в очках.
– Ой, товарищ начальник, – уж простите, не знаю вашего звания, тут еще ихний мешок есть, – подала голос из кузова женщина, мать маленькой девчушки.
Это уже интересно. Почему они не предъявили его к осмотру? Я не поленился и залез в кузов. Женщина сидела на мешке военного, прикрывая его длинной юбкой. Со стороны – так даже и не видно.
Я взялся за мешок – опа! В нем явно прощупывалось что-то жесткое и квадратное, обложенное по периметру тряпьем. И только я взялся за горловину мешка, как на дороге прогремел выстрел.
Выхватив из кобуры пистолет, я рванулся к борту. Свиридов и Никонов стояли с пистолетами в руках, а напротив, схватившись за предплечье, корчился от боли один из «корреспондентов» – на рукаве его гимнастерки расплывалось кровавое пятно.
– Личное оружие – на землю! – твердо сказал Свиридов.
Троица нехотя подчинилась. Расстегнув кобуры, они медленно достали пистолеты и бросили их на землю.
– Никонов, обыщи! Колесников, страхуешь.
Оружия у «корреспондентов» больше не оказалось. Их связали.
– Вы ответите за самоуправство! – заявил «очкарик».
– Даже извинюсь, если ошибся, – ответил капитан. – Что там у тебя?
Вопрос был ко мне.
– Не успел еще досмотреть, товарищ капитан.
Я развязал горловину вещмешка и обнажил его содержимое. Рация! В сером металлическом корпусе, немецкий «Телефункен»!
– Да здесь рация! – воскликнул я, посмотрев на корреспондентов.
– Никонов, ну-ка – давай ее сюда! – распорядился Свиридов.
Я прихватил вещмешок, сунул в него рацию, передал ее Никонову и спрыгнул на землю.
Свиридов подошел к водителю грузовика:
– Ты их знаешь?
– Нет! – испуганно замотал он головой. – Полчаса назад подобрал, подбросить просили.
– Проверим. Записываю твои данные. Если обманул – будешь отвечать как пособник врага. Можешь ехать, – махнул рукой Свиридов водителю.
– Девоньки, осторожнее с попутчиками! А то такие вот – на ящик с минами посадят, а вы и знать не будете. Про бдительность помните! – крикнул я вдогонку.
– Ну, товарищи «корреспонденты», рацию в вещмешке вы как объясните?
– Это не наш вещмешок, – спокойно ответил «очкарик».
– Я что, по-твоему, сам его в кузов подбросил? – начал выходить из себя Свиридов.
Мы вызвали оперативную машину. Усадив в нее задержанных и уложив вещи, отконвоировали в штаб, к Сучкову.
Наскоро объяснили ситуацию. Запоздало, но я снял очки с задержанного, надел на нос и поднес к лицу газету. Они ничуть не увеличивали буквы, и стекло на ощупь было ровным.
– Верните мне очки, я без них плохо вижу, – заявил «очкарик».
– Не хуже меня, – отрезал я.
Подполковник решил подыграть мне:
– Зачем вам теперь очки? По законам военного времени вражеских агентов положено расстреливать. Разве у вас не так?
– А доказательства вины?
– А рация? Военно-полевой суд сочтет рацию «Телефункен» довольно веским доказательством. А очки без диоптрий? Объясните, зачем они вам? Объясните, зачем корреспондентам уважаемой газеты рация? Не слышу ответа!
Задержанные угрюмо молчали.
– Увести задержанных в камеры, каждого держать по отдельности.
Бойцы из комендантского взвода увели задержанных.
– Хвалю за наблюдательность, товарищи офицеры! Похоже, на этот раз к нам попала крупная рыбка. Никонов, бери «Лейку» этого «корреспондента» и – быстро проявить фотопленку. Чего там они наснимали? Свиридов – звони в Москву – в редакцию. Надо узнать, есть ли у них такие сотрудники. Если есть, когда и куда их направляли в командировку?
Через час проявили фотопленку. На еще мокрой пленке были видны танки, разгружаемые с платформ на какой-то станции. Расчет был, видимо, на то, что при проверке документов с проявлением пленки никто связываться не станет.
Дозвонился Свиридов и до редакции. Оказалось, что сотрудники такие в «Красной Звезде» были, но их описание никак не соответствовало нашим задержанным – ни по возрасту, ни по особым приметам. Похоже, агенты где-то познакомились с настоящими корреспондентами и, воспользовавшись их документами и личными вещами, наверняка их убили. Не дождется редакция своих сотрудников из командировки.
Когда Свиридов закончил доклад, повисла тишина.
Сучков затянулся папиросой:
– И что вы по этому поводу думаете, товарищи офицеры?
Я начал сопоставлять в уме факты. Мне, например, было понятно почти все: зачем изъяли у настоящих корреспондентов документы – агентам ведь нужны были подлинные, и для чего радиостанция. Неясно только – зачем нужно было фотографировать? По рации фотоснимки не передать, это не сотовый телефон XXI века. Меня внезапно озарило.
– Товарищ подполковник! Эта группа самолета будет ждать.
– Ну-ка, ну-ка, с чего ты взял, Колесников?
– Если они фотографировали танки и другую военную технику, то зачем? Не иначе – пленку хозяевам своим передать хотели, в подтверждение своей деятельности и подтягивания наших резервов. А как они это могут быстро сделать? Да только самолетом! А заодно их группу эвакуировать, или новых прислать на подмогу. Да и местность здесь подходящая – равнинная, самолет посадить есть куда, рация для передачи координат тоже есть.
– Интересный вывод, попробуем использовать при отработке версии.
Для допроса привели первого задержанного – того самого «очкарика». Глядя на него, я еще раз убедился – никакой он не «очкарик». Обычно такие люди без очков выглядят как-то беззащитно, щурятся. Ничего подобного на лице задержанного я не увидел.
Начали его допрашивать, но «очкарик» упрямо стоял на своем:
– Мы корреспонденты, про рацию знать ничего не знаем.