Лес стал заметно гуще, пробираться через заросли стало труднее. Кирилу Кирилыча разбудил треск веток, он протестующе завопил.
— Надо покормить, — резюмировала Лариса, и они остановились.
— Далеко еще до Мокрушино? — осведомился у камерунца Антон.
— До вечера можно дойти, засветло еще, если ускориться немного. Но ты ж видишь, какой лес.
— Я думаю, Мокрушино нам как раз не нужно. Кто знает, что там творится, — сказала Лариса через плечо.
— Я его чисто как ориентир имею в виду… Хотя на разведку можно бы сунуться. Если что, представимся новосибирцами.
— И тебя грохнут, — безжалостно предрек Френсис. — Вдруг они уже наслышаны?
— Мокрушино и раньше-то было маленькое, а сейчас там, поди, совсем народу мало.
— Тем более грохнут, — сказал Фрэнсис. — Обойдем мы его, и все дела.
Но до Мокрушино засветло они так и не добрались, потому что часов в пять вечера вышли к месту падения самолета.
Сначала им попался выгоревший участок тайги, а потом на широкой просеке зазеленел огромный хвост с логотипом авиакомпании S7. Смятый и полуразрушенный фюзеляж лежал чуть дальше, а изломанные крылья совершенно скрывались в древесном молодняке и кустарниках.
— Летчики ведь тоже уснули, — нарушил молчание Фрэнсис. — Наверное, много самолетов тогда упало…
— Я так понимаю, все самолеты тогда упали, — сказал Антон. — Которые в воздухе были.
Самолет был небольшой — если Антон не ошибался, Airbus 319. Отсюда, с пригорка, где они стояли, мелкие детали рассмотреть не представлялось возможным, но Антон и так знал, что там вокруг. Скелеты, разбросанные уцелевшие вещи… Вряд ли кто-то выжил. Зрелище еще менее расположило Антона к полету на дирижабле, но говорить вслух он ничего по этому поводу, разумеется, не стал.
— Может, здесь найдется что-то полезное? — предположил Фрэнсис неуверенно.
— Что здесь может найтись? — возразила Лариса. — Если только что-то из одежды в чемоданах, но у нас с одеждой вроде неплохо. К тому же здесь все под снегом и дождем валялось…
— А спиртное?
— Спиртное в самолетах не подавали.
— Я другое хочу предложить, — сказал Антон, потирая бок. — Вот лежит хвост. В хвосте явно сохранились удобные кресла. Может, нам здесь переночевать, раз уж подвернулось? Почти под крышей…
— Тут же мертвецы кругом, — поморщилась Лариса.
— Не мертвецы, а скелеты, которым уже треть века. Если они есть в хвосте — вытащим.
Скелетов в отвалившемся хвосте не обнаружилось, видимо, самолет летел полупустой. Пыльные и покоробившиеся кресла, усыпанные хвоей и палыми листьями, слегка почистили, развели костер. Антон, как раненный медведем, тут же уселся и вытянул ноги, наслаждаясь комфортом, а Фрэнсис пошел собирать грибы для супа. Теперь он в них разбирался хорошо, не то что на острове Тайвань, когда увидал поганку.
Лариса снова кормила Кирилу Кирилыча. Антон искоса посматривал на это умиротворяющее зрелище, а потом поинтересовался:
— Слушай, Ларис, ты только не сердись… А если у тебя вдруг молоко пропадет? Не дай бог, конечно, но…
— Надеюсь, что не пропадет, — обычно суровая Лариса сердиться не стала, поняла, видать, что Антон спрашивает, потому что волнуется. — А вообще, чтобы восстановить лактацию, нужно сгущенку есть, кажется. Орехи. Орехи у меня есть, я взяла с собой мешочек. Правда, не грецкие, а обычные лесные. Но пока все нормально.
— Сгущенка… — мечтательно протянул Антон. — Мир без молока. Никогда себе такого не представлял. И в разных постапокалиптических книжках никто, кажется, о таком не писал.
— Оленей можно доить. Наверное, чукчи до сих пор так и делают. Еще козы есть… В Абхазии их полно и овец тоже. Там козий сыр очень вкусный. И овечий.
— Прилетим — попробую, — не без толики ехидства сказал Антон.
Вернулся Фрэнсис, принес грибов. На всякий случай, Антон просмотрел добычу: ни одного ядовитого, все как на подбор, даже червивых нет. Совсем скоро на огне закипела в котелке похлебка — грибы и вяленое мясо.
Где-то завыли волки. Их слышали и раньше, причем не раз, но близко к домику серые не подбирались и на глаза ни разу не показывались. Однако сейчас вой раздавался совсем неподалеку, и Антон напрягся.
— Вот только их нам не хватало, — проворчала Лариса, роясь в рюкзаке в поисках соли. Соль в дороге они хранили в презервативах, запасенных Антоном еще в Академгородке, — там она не отсыревала.
— К огню не сунутся. Да и смысла им нет соваться к людям.
— От людей-то они как раз отвыкли, — сказал Фрэнсис. — Сколько живет волк, в среднем?
— А черт его знает. Лет десять, наверное.
— Вот. Сменилось как минимум три поколения… Все волчьи старики давно умерли. Нынешние волки не боятся людей и не знают, что такое огнестрельное оружие.
Вой послышался еще ближе. Лариса сверкнула глазами на парней. Кирила Кирилыч-джуниор оторвался от груди и тревожно заверещал.
— Ну ёлки же зеленые… — в сердцах сказал камерунец, — хорошо, что мы в самолете. На открытом месте попались бы, как курица в щи.
Антон не стал поправлять Фрэнсиса, а взял ружье и стал выбираться из кресла, но камерунец остановил его.
— У тебя в ружье что?
— Жакан.
— На хрена тебе жакан? На волков крупную дробь лучше, наверное. Даже если не попадешь, разлет будет, кого-то да зацепит.
— Егерь, блин, — буркнул Антон, прекрасно понимая, что камерунец прав. Полез в рюкзак за патронами с дробью. — Я и стрелять-то не собирался, так, вокруг обойти, посмотреть.
— Ты уже с медведем познакомился. Тогда тоже пошел посмотреть, — насмешливо напомнил Фрэнсис.
Антон решил, что лучше будет промолчать — «Лучше промолчу, — подумала Алиса», — и, зарядив ИЖ, вышел из хвостового обломка самолета.
Начинало темнеть, сумерки, как всегда в Сибири, опускались быстро и бескомпромиссно. Но на короткое патрулирование света должно было хватить, и Антон отправился в обход.
Возле искореженного фюзеляжа в самом деле стали попадаться малозаметные в высоченной траве скелеты, а точнее, части скелетов, обувь, распотрошенные и целые чемоданы, сумочки, саквояжи… Розовел пластмассой мобильник, рядом — автоматический зонтик… Из-под ног бросился какой-то мелкий зверек, бурундук, что ли.
Пройдя немного вдоль фюзеляжа, Антон пошел обратно, к хвосту, перед которым билось пламя костра. Обошел хвост вокруг, прислушался. Никто не выл и не подкрадывался к нему сквозь подлесок.
Вернувшись, Антон забрался в кресло и с радостью принял котелок с похлебкой. А когда съел ее, в очередной раз пожалев, что столько времени не видел хлеба, без разницы, черного или белого, сразу стало клонить в сон.