— А вы не думали о том, чтобы заключить постоянный мир с соседями, не связывая себя узами брака… раз вы не хотите жениться?
— Я не говорил, что не хочу жениться. Просто не на ней.
— Даже если она хорошенькая? То есть, — поправилась она, — я слышала, что ее мать красива.
— Дочь, наверное, тоже, но это не имеет значения. Я с детства ненавидел эту семью. Не думаю, что это чувство когда нибудь пройдет. Оно всегда будет оставаться в глубине души, отравляя наше существование, и рано или поздно вырвется на поверхность. Даже не по ее вине. — Он вдруг удивленно нахмурился и добавил: — Я никогда никому не рассказывал об этих опасениях.
Тиффани поспешила в дом. Она предпочла бы, чтобы Хантер и ей не рассказывал о них.
Ее стряпня опять имела успех, и вечером Тиффани поднималась к себе в комнату с улыбкой на губах. Было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, и она подумывала о том, чтобы написать письма друзьям, оставшимся дома. Ей не обязательно самой ехать в город, можно попросить кого нибудь из домочадцев отправить письма. Конечно, она не может рассказать своим друзьям, что затеяла, но почему бы не поделиться с ними впечатлениями от Монтаны — при условии, что они не расскажут ее матери. Она по прежнему должна думать, что дочь терпеть не может эти края.
К этому времени Роуз наверняка получила ее второе письмо, и Тиффани почти ожидала срочной телеграммы с лаконичным «возвращайся домой». Но возможно, мать захочет изложить свои мысли более обстоятельно: с упреками, извинениями, но желательно без риторического «ты уверена?». Тиффани беспокоило, что Роуз, как и Сэм, попытается убедить ее, что ей просто не повезло — стать свидетельницей такого количества насилия за такой короткий срок. Может, это и неудачное стечение обстоятельств, но Тиффани не изменит своего решения.
Развязав ленту, стягивавшую волосы на затылке, Тиффани тряхнула головой, чтобы они рассыпались по спине. Затем разложила на постели одну из своих новых ночных рубашек, чтобы переодеться и приняться за письма. По крайней мере миссис Мартин сшила ей две нормальные ночные рубашки: одну, с длинными рукавами, для зимы и вторую, с короткими, для лета. Но поскольку когда наступит зима, Тиффани здесь не будет, она укоротила рукава у зимней рубашки, чтобы носить сейчас обе.
Вытащив вставку из блузки, она подошла к зеркалу в дверце гардероба, чтобы посмотреть на себя без нее. Ей не следовало этого делать. С распущенными по плечам волосами, в этой нелепой блузке Тиффани не узнала себя. Вспыхнув, она поспешно захлопнула дверцу.
Этого никогда бы не случилось, если бы Диган и Хантер не торопили ее в ту субботу, когда она заказала себе одежду. Следовало потратить чуть больше времени, чтобы выбрать походящий фасон. Но раз уж так получилось, надо было вернуть блузки портнихе, и Тиффани так бы и поступила, если бы не боялась показаться в городе снова.
Она направилась к постели, чтобы закончить переодеваться на ночь, но остановилась на полпути, когда в дверь постучали, причем довольно громко. Господи, что это может быть? Ей пришло на ум сразу несколько несчастий, включая мысль, что это член ее семьи колотит в дверь, что заставило кинуться к двери и распахнуть ее.
Но это был всего лишь Хантер, который выглядел необычно встревоженным. Не сказав ни слова, он схватил Тиффани за руку и вытащил в коридор. Тиффани принюхалась, но дымом не пахло. Что еще могло послужить причиной такой спешки?
Они уже были на полпути вниз, когда она спросила:
— Куда вы меня ведете?
Он даже не посмотрел на нее.
— Только что прискакал Калеб. Он в панике. Ему нужна женщина. Вы единственная, кто есть поблизости.
— Что?!
— Для его жены, Шейлы. Она рожает, а наш доктор вернется в город только через несколько дней.
— Она не может подождать?
Хантер хмыкнул, несмотря на очевидную панику.
— Вряд ли.
— Но я ничего не смыслю в деторождении!
— Вам и не надо. Шейла знает, что делать. Это ее второй ребенок. Разве я вам на прошлой неделе не рассказывал? Просто нужно быть там, чтобы подхватить ребенка, когда он выйдет.
— Калеб — ее муж, — указала Тиффани. — Почему он не может принять ребенка?
— Он пытался в прошлый раз, но упал в обморок. В этом смысле он совершенно бесполезен.
А почему Хантер решил, что она не упадет в обморок? Только потому, что она женщина? Похоже, это еще одна из ситуаций, с которыми, по мнению мужчин, женщина может справиться в силу своих женских инстинктов.
Они добрались до конюшни раньше, чем Тиффани вспомнила, что на ней надето, и ее щеки загорелись.
— Я не одета, чтобы куда либо ехать. Мне нужно переодеться.
— Сейчас не до приличий, Рыжик.
— Мне нужен жакет! Или хотя бы ваша куртка.
Он бросил ей свою куртку, а затем забросил в седло ее саму. Кто то уже оседлал лошадей. Должно быть, Калеб попросил об этом работников, прежде чем поскакать назад, домой.
— Я послал Коула в город на тот случай, если вернется доктор, — сказал Хантер. — Но маловероятно, учитывая, что он всегда задерживается.
Тиффани быстро натянула куртку и схватилась за поводья. Но она все еще не оставляла надежды выпутаться из этой переделки.
— Почему вы не позвали вместо меня Луэллу или Перл? Наверняка они гораздо опытнее…
— Не мог, — отрезал Хантер, вскочив в седло. — Луэлла дважды в неделю навещает своих родных. Сегодня как раз такой день. А Перл Калеб не подпускает к своему дому, после того как она попыталась соблазнить его, когда Шейла была на восьмом месяце беременности. Остаетесь только вы.
Ну и потаскушка! Интересно, со сколькими мужчинами переспала Перл? Нужно предупредить Роя, прежде чем она обольстит его… как Хантера.
Они поскакали. Луна, видневшаяся через просвет в тучах, давала достаточно света, чтобы можно было видеть узкую дорогу. Но на востоке, разрезая темное небо, сверкали молнии. Они были слишком далеко, и гроза, которую они предвещали, могла рассеяться, не затронув «Трипл Си».
Тиффани попыталась узнать у Хантера, далеко ли ехать, но они так быстро скакали, что он, наверное, не расслышал. Ее тревога нарастала. У нее ничего не получится! Это настолько выходило за рамки ее жизненного опыта, что Тиффани не сомневалась, что точно так же как Калеб, упадет в обморок, и кто тогда позаботится о ребенке?
Когда они добрались до дома Калеба, ее буквально сковал страх. Хантеру пришлось стащить ее с лошади и втолкнуть внутрь. Но первое, что они услышали, войдя в переднюю комнату, был плач ребенка. Тиффани захлестнуло облегчение!
— Похоже, вы сорвались с крючка, Рыжик, — хмыкнул Хантер, подойдя к одной из двух дверей, имевшихся в комнате, и постучал.
Дверь открылась, и показался мужчина, примерно ровесник Хантера, не слишком высокий, но довольно красивый, что объясняло интерес к нему Перл. Он шагнул в комнату, держа на сгибе локтя сверток, и притворил за собой дверь.